В ответ на это агент Донахью лишь пожал плечами.
– Сомневаюсь, что отдел располагает такой информацией, друг мой. Нам пришлось бы построить машину времени, отправиться на ней на пару миллионов лет в прошлое и посмотреть, что и как там было.
– А представь, если бы выяснилось, что существовало и до сих пор существует множество разновидностей имаго – по числу всех видов живых существ. У людей свои имаго, у австралопитеков свои, у шимпанзе свои, у лошадей свои, и даже у червей и лягушек имеются свои виды имаго, которые жрут их по ночам… – Бретта охватил полёт фантазии. – Или представь ситуацию ещё круче. Чтобы видеть лошадиных имаго, нужна «травма прозрения» лошадиного мозга, чтобы видеть черепашьих имаго, нужна «травма прозрения» черепашьего мозга, и так далее для всех животных. Мы же со своей «травмой прозрения» можем видеть только своих имаго и у других животных такая же фигня. Корова с «травмой прозрения» не увидит наших имаго или имаго куриц, или чьих-то ещё, она будет видеть только своих имаго. Более того, подобное выборочное восприятие может быть и у самих имаго. Наши имаго не интересуются животными просто потому что не воспринимают их! А имаго каких-нибудь колибри по той же причине не могут сожрать человека или слона. Каждому своё – вот что я хочу сказать! Каждому своё!
– Ну ты и фантазёр, друг мой, – улыбнулся Руфус Донахью. – Ты только не подумал, что из твоей теории следует. А из неё следует, что, например, после вымирания какого-либо вида животных его имаго тоже должны вымирать, ведь им нечем больше питаться, а на другую пищу они перейти не способны, ведь они её не воспринимают.
– Логично, – согласился Бретт. – Только некоторые виды животных не вымирают, а эволюционируют в другие, более высокоразвитые. Может и имаго эволюционируют вслед за ними? Допустим, людей же когда-то не было? Значит и наших имаго тоже не могло быть. От кого мы произошли?
– От Гейдельбергского человека, – подсказал Руфус Донахью.
– Вот. Сперва были имаго Гейдельбергского человека. Затем он эволюционировал в наш вид и ночным монстрам не оставалось ничего другого, кроме как эволюционировать вслед за ним. Возможно, что эволюции всех животных и всех имаго так и идут параллельно друг другу.
Выслушав Бретта, агент Донахью продолжил развивать начатую тему:
– Как бы то ни было, человек современного типа жил несколько десятков тысячелетий, оставаясь в рамках весьма немногочисленной популяции, и вдруг начал усиленно плодиться.
Бретт его перебил:
– Я в курсе этой темы, видел в какой-то документалке. Типа вроде как в промежутке между концом палеолита и концом неолита человек освоил животноводство