Думаю, Клипа знал тоже или чувствовал это.
А вот чувство вины – это настоящий убийца идей и мыслей. Не так ли?
А я как пришел в Комитет с проблемами выборов, так и ушел из него с нерешенными проблемами долгового бремени. Но при этом столько дел переделано! У меня есть причины испытывать гордость за Комитет по делам строительства и архитектуре Администрации Увельского района, его председателя и себя лично.
Прекрасное пленяет всегда!
Не поверите – я до сих пор скучаю по тому самоотверженному времени, когда мы работали во благо людей. И пусть вначале неудач было больше, чем успехов, в сумме своей эти два года были самыми плодотворными в моей жизни – я был причастен к великому делу.
По крайней мере, встречаясь с прежними комитетскими друзьями, пусть даже случайно, мы, прежде всего, говорим о нем – Комитете по делам строительства и архитектуре. И все, что построено нами, тут и там в глаза бросается – не дает забыть наш вклад в развитие нашей малой родины.
Комитетское братство для меня, похоже, стало покрепче братства выпускников ЧПИ. Все-таки хорошо, что ушедшие годы не заставили наши сердца огрубеть, не превратили нас в толстокожих пенсионеров, каких нередко теперь можно встретить на улицах жизни. Поэтому меня и тянет каждый раз, когда бываю в Увелке, на берег шахты, где стоит здание нашей конторы. Бывшего офиса Комитета…
А недавно взял и зашел – просто так, чтобы надышаться ностальгией. Я ведь еще не чувствую себя стариком, шаркающей походкой бредущим к смерти…
Он уже не такой, наш Комитет, каким был прежде. Широкая лестница поднимается на второй этаж. А винтовая уходит в мансарду. Что там? Наверное никогда не узнаю. Клипа, помнится, хотел сделать рекреацию для персонала.
Перила под пальцами прохладные. Я посчитал шагами ступени. Вот здесь был кабинет председателя – но это уже после моего ухода. Мое заявление Сергей Борисович подписывал в старом – еще на первом этаже. Это было двадцать лет назад…
Прошелся коридором, читая таблички на дверях. Шаги по плиткам пола отдавались резкой музыкой. Почти сразу же отчетливо вспомнились другие звуки – голоса знакомых мне людей. Жизнь кипела здесь. Впрочем, и сейчас паутины нет, но все же это не то, что было…
К чему же мы в этой жизни стремимся?
Знаки, символы, знамения. Они явственно проступают во всем. Не знаю, что тому виной – затейливая ли игра светотени или многоукладная простота чиновничьих кабинетов, заселившихся здесь – но только я вдруг остро почувствовал, что Комитета больше на свете нет. Ни в документах, ни в надгробной доске, ни в…
Остался он лишь в делах своих да людской памяти. И нам, людям помнящих и любящих его, остается тихонько угасать на берегу залива вины и скорби, не имея ни одной реальной причины ждать чего-нибудь от будущего – кроме разве одной, философской: дожить до рассвета следующего дня. А ведь было время,