Любой мужик поймет Алекса – бывают моменты, когда КАААК ПРОСТРЕЛЬНЕТ! И все. Мир сужается до размеров собственных яиц. Мозг ни о чем не думает, а любое движение приводит к стояку, и в планах только одно – РАЗРЯДИТЬСЯ. Даже если несколько часов назад ты уже потрахался. НУ БЫВАЕТ. Но у Алекса чуть не так. У него странная помесь физиологии и какой-то чувственно-животной магии. Потому что хотелось только Лен. Похотливо, как самцу, но – свою жену. Наверное, в другое время он бы просто передернул в офисном сортире, как делал это, когда Лен улетала к родне, но теперь так нельзя – во-первых, Лен рядом, во-вторых, куда приятнее разрядиться с женой и… В жену. Все же вид любимого стройного тела и сияющего удовольствием лица поприятнее унитаза, ершика, рулона туалетной бумаги и липких капель мочи на полу и некогда белом ободке. А после того как Алекс встретил Лен, рукоблудство вообще вошло в ранг микропредательства. Да и зачем оно, когда его жена – чертова нимфоманка. Он так и говорил: «Ты, блин, чертова нимфоманка!». «Чертова» помогало выразить и удивление, и радость, и неожиданность от столь прекрасного открытия. Усиливало, короче говоря. Алекс понимал: ему реально повезло.
Он прождал Лен у школы номер два (той же, откуда и Рупор), наслаждаясь майским теплом и предвкушением. Спина взмокла от рюкзака, раздутого от спешно запихнутого туда покрывала. Алекс хотел быть сверху. Точнее, на ней. А если еще точнее, ЧТОБЫ ОНА БЫЛА ПОД НИМ. Вот теперь ТАК.
Сторожка на делянке в Жутком лесу была заброшена хрен знает когда, и все, что от нее осталось, это хлипкий каркас и тщедушная шиферная крыша, дырявая, словно труп беглого преступника. Им требовалось немного – укрыться от глаз, и ладно.
Держась за руки, они с Лен бойко забрались на Волчий утес и устремились в Жуткий лес, который и жутким-то никогда не был. Разве что в детстве. Так, памятник старым городским легендам, не более (каждому детству нужен мистический элемент – это придает какой-то особой романтики и киношности).
– Смотри, какое небо красивое… – Лен Фэйри указала рукой на гладкую синеву.
Алекс улыбнулся.
– Ты когда-нибудь устанешь наслаждаться им?
– Ни за что! – она уже доставала телефон, чтобы сделать фотографию. – Я люблю небо. Оно тут такое широкое, высокое.
– Вот и я с тобой полюбил его. И вправду красиво. Только тучка портит весь перфекционизм синевы.
Действительно – где-то совсем вдали расположилось темное пятнышко, бесформенное и неподвижное. И даже когда редкие облака неторопливо плыли по небесному морю, пятнышко не двигалось.
– Ну и пусть, все равно чудесно. Вот так, чтобы веточки были видны.