– Но мы не ропщем, верно, хлопцы? – говорит Ослябя обращаясь к товарищам. – Стало быть так надо. За грехи пострадать. Пущай нас!
– Грехи ведут нас в преисподнюю земли, – наставительно говорит поп Силантий.
– А вот еще говорят, что не согрешишь, не покаешься. Значит Боженька специально грешить заставляет, чтобы люди каялись, поклоны земные били, а попы бы их за прегрешения кадилом кадили и епитимьи накладывали.
– В будущей жизни за все с нас спроситься, – продолжал Силантий, – Ответ за все держать придется перед царем небесным. За блуд, за чревоугодие, за богатство ближнего, которое возжелал ты втайне.
– Что ж монахи, разве не отмолят нас перед Господом? – спрашивает Ослябя и видно, что запал в нем погас. Страшно церковное порицание. А ну, как и в самом деле на том свете черти тебя будут мытарить и прегрешения на весах взвешивать.
От попа не укрылось смятение, овладевшее Ослябей.
– Чтобы грешника отмолить старцам святым нужно всю жизнь молиться, с колен не вставать. Денно и нощно просить Господа. Только святой человек на такое согласиться, – вещает Силантий, – да и то, – продолжает он со скорбным вздохом, – где ж найти усердного молельщика, в какой келье он обретается? За таким схимником в Киев надоть ехать. А и найдешь ты его, уговорить ведь еще требуется. Рассказать об грехах своих, покаяться. Может статься, старец и не возьмется за тебя окаянного. Ох, велик, скажет, грех сей, не сдюжу, прости Господи… Так-то!
Ослябя силиться придумать что-то, чтобы возразить попу, но на ум ничего не приходит. Он делает раздраженный жест рукой, пропади оно все пропадом, и идет прочь от того места, где корпит над болящими божий служитель.
Выражение лица у Силантия торжествующее. Я отмечаю это про себя, а поп видит, что я заметил. Он приходит в смущение, опускает голову, с удвоенным рвением шепчет молитву. Идет дальше, бережно держа в руках кувшин со святой водой.
– Что князь, тоже хворает? – спрашиваю у Микыфора.
Боярин кивает, крестит себе живот от сглаза и спешит вслед за Силантием.
И вот мы на южных рубежах Рязанского княжества, дикого поля, земли незнаемой, где летом стоят шатры половецкие, а зимой бегают волки да лисицы. Девственная степь, покрытая снегами, яруги, занесенные почти до самого верха, так что осталась неглубокая, но от этого еще более коварная впадинка – провалишься в нее, ищи свищи тебя потом; половецкие шеломени с каменными истуканами на самом бугре – все свидетельствует о том, что Рязань уже близко.
Половцы считают дикое поле своим, а рязанские правители – своим. Степняки нападают летом. Неожиданно появится малый отряд, налетит на село, изобьет одних жителей, попленит других, и ускачет воровато в степь. Разгневается тогда князь Рязанский, а то и Муромский и пойдут с братией вглубь половецкой земли мстить. Перебьют басурман, отполонят русских людей, волов и овец множество домой пригонят, а вместе с ними привезут и аманатов-заложников