В отличие от этого мужчины, защищающая своих детей мать не была привязана к стулу, но ее чудовище-муж позже сознался, что предоставил ей выбор. Он велел ей принять добытую им через Даркнет[2] таблетку цианида, а иначе он расправится с детьми. Он зарился на ее страховку. И женщина приняла яд ради спасения своих детей. Но он не пощадил и их, тоже скормив им таблетки, а затем подал это как коллективное самоубийство, оставившее его, безутешного, одиноко доживать свой век.
Это болезненное воспоминание я отбрасываю, уже сосредотачиваясь на новом деле; формируется навскидку и гипотеза. Возможно, с этим человеком произошло нечто похожее на то, что случилось с той несчастной матерью. Вот почему руки у него свободны. Ему был дан выбор – добровольно принять смерть со вкусом отравы или же удостоиться чего-то, что в сравнении с этим на порядок хуже.
Ненадолго я проникаюсь мыслью, что то старое дело, где орудием убийства значился яд, и есть причина, по которой я просматриваю это досье. Но затем вспоминаю отсылку капитана на мое знание поэзии. Переворачиваю страницу и нахожу фото с распечаткой стихотворения; она очень похожа на бумажку в печеньке с предсказанием. Во вкладыше помечено, что бумажка со стихом найдена у жертвы во рту, однако на ней нет следов рвоты. Любопытно.
Эту мысль я тоже временно откладываю и вчитываюсь в строки:
Кто смеется в зубах у ненастья,
Тем не менее чая сквозь тьму
Отыскать среди звезд тропку счастья,
Где б Хозяин явился ему.
– Этот стих мы «загуглили», – говорит Мур, видимо, следя за моим чтением. – Его написал…
– Артур Гитерман, – опережаю я.
Мур сосредоточенно сводит брови.
– Этот стих из восьми строф. А здесь всего одна. Как вы ее уловили?
– Не для того ли вы меня сюда вызвали? Как человека со знанием поэзии?
– Да, действительно, – нехотя соглашается он. – Просто я не ожидал…
– Что я в самом деле разбираюсь? Ну так сами видите.
Мур всматривается в меня прижмуренными глазами.
– А о чем этот стих?
– Этот вопрос можно задать целой коллегии литераторов, и все мнения будут разниться.
Он сжимает губы. Ему не нравится моя откровенность, обозначающая, насколько невозможно ответить на этот вопрос.
– Ну а вы бы как определили?
– Я бы сказала, о судьбе.
Видимо, тест на эрудицию я сдала, поскольку капитан движется дальше:
– Детектив, ведущий это дело, принял неожиданное решение перевестись в Хьюстон. Так что я волей-неволей вынужден его перепоручить.
Я озадаченно приподнимаю брови; мысли теперь больше сосредоточены на уходящем детективе, чем на деле, которое, очевидно, попадет ко мне. Отдел у нас небольшой, всего из двенадцати сотрудников, которые знают друг друга как минимум неплохо. Но о переводе никто