Дым разлился волной —
И по крепости гул прокатился.
Вот к обедне звонят…
Казаки мигом в ряд —
И пошли в божью церковь молиться,
Да поклоном земным
Поклониться святым,
Да к честному кресту приложиться.
Но казак молодой
Не спешит за толпой,
Помолиться святым не радеет;
Он стоит, молчалив,
И ни мертв и ни жив —
Кровь в груди то кипит, то хладеет.
Вот, одетый в стихарь[2],
На высокой звоннице к достойной[5].
И казак задрожал —
Жгучей искрой запал
Червь укора в душе неспокойной.
Он в храм божий спешит,
Но боится вступить
И стоит одинок у порогу;
Он глядит на народ
И креста не кладет,
И не молится русскому Богу.
Освещен божий храм!
И святой фимиам[6]
Будто ризой народ одевает,
А казаки поют
Да поклоны кладут, —
Атаман с есаульством читает.
Служба кончилась. Вот —
Атаман наперед
И за ним молодцы есаулы[7] —
Приложась к образам,
Казаки по домам
Разошлись, говоря про аулы.
А казак молодой
С непокойной душой
В церковь божию робко вступает;
К алтарю он идет,
Тихо старца зовет
И с слезами к ногам упадает.
«Мой отец, поспеши!
Тяжкий грех разреши!
Погибаю я, грешный душою».
– «Сколь бы грех ни велик, —
Говорит духовник, —
Не утаи ничего предо мною».
И казак отвечал:
«Атаман приказал
Нам идти на кыргызов войною…
Мой отец, я женат!
И хоть нету ребят,
Да все жалко расстаться с женою.
Я на Бога роптал,
Я своих проклинал,
Я не шел с казаками молиться;
И, пришедши потом,
Не крестился крестом,
Не хотел к образам приложиться.
Мой отец, поспеши!
Тяжкий грех разреши!
Погибаю я, грешный душою».
– «Грех твой, чадо, велик! —
Говорит духовник. —
Омрачился ты тяжкой виною.
Но и бездну грехов
Бог очистить готов,
Прибеги лишь к нему с покаяньем.
Он – без меры любовь.
Уповай лишь, и вновь
Он оденет святым одеяньем.
Как Христов иерей[8]
Я, по власти своей,
От грехов всех тебя разрешаю, —
И под знамем креста
Супротивных Христа
Поражай: я тебя посылаю.
Мужем будь. Не жалей
Крови грешной своей
И за братии ты жертвуй собою.
Знай, убитых вконец
Ждет нетленный венец.
Поезжай, сын мой, мир над тобою!»
И казак молодой
С облегченной душой
Божий храм, помолясь, оставляет.
Он приходит к жене,
Говорит о войне
И печальну жену утешает:
«Не тоскуй, не крушись!
Лучше Богу молись,
Чтоб от смерти меня он избавил
И чтоб нас, казаков,
Сохранил от оков
И великой победой прославил.
За степьми, говорят,
Камней груды лежат
И песок при реках золотистый;
Бисеров – не бери,
Жемчугов – не вари[9].
А у жен дорогие монисты».
«Что мне в платьях цветных,
Что в камнях дорогих,
Когда нет тебя, мой ненаглядный?
От разлучного дня
Не утешат меня
Ни сребро, ни жемчуг перекатный.
Кто-то мне говорит:
«Муж твой будет убит!»
Вот уж по три я слышу то ночи.
Видно,