Конвоиры за спиной крикливы и глумливы —
Вот строптивого поэта памятный путь мой.
Всё равно мне радостно шагать навстречу ветру —
Я – счастливчик: с детства знаю русский алфавит!
Я – люблю, любим! Пусть ветер воет диким вепрем —
Я открою миру альфы и омег[18] вид!
Достучусь к Нему – и широко откроют двери:
Заходите, люди! Отдохните, это – рай.
Ну, и что, что жизнь – Сизифов камень! Надо верить
В Русь и счастье – Бог не обустроит русский край.
Надо верить в золотые руки, а не в слитки,
На благое дело отдавая по рублю!
И надрать кота, ночами лижущего сливки,
И жандарма, что ревёт народу: «Порублю!»
Кот с жандармом – наша историческая плесень.
Бисер ожиданий перед свиньями мечу,
Но прошу: не надо от бессменной власти песен —
Ой, восстанет Муромец ко острому мечу!
Встанет – и покатится ваш кот с московской кручи!
Поведёт плечами – где жандарм, где жадный босс?
Пусть пока ваш кот раскручен, а народ мой скручен —
Не дурак Иван – крестьянский сын, хотя и бос…
С Новым старым веком!
"Уж полночь близится, диктатора всё нет!
Хочу диктатора, не меньше и не больше
Того, чей потрясающий портрет
В России беспробудно снится Польше."
Юнна Мориц
Нам не диктатор нужен, а диктат
Культуры, просвещенья, слова!
Диктатор есть давно… Давно дан старт
Инакомыслящих отлова.
И вот мундиры крутят день и ночь
В бараний рог рискнувших думать,
Уставших в ступе бестолочь толочь,
Чуть вылезающих из трюмов.
И спущены на юность стаи псов,
И рвут за искреннее слово,
Чтобы закрыть страну вновь на засов
И штамповать послушных клонов.
И всех проснувшихся на эшафот
Великорусского презренья,
Ведь мы купили небосвод
И все права на все творенья!
И спит, и видит новый кукловод
Империю воскресшей снова —
С банкиром нищий водит хоровод
И девальвировано слово.
И вновь, и вновь нам подают, как встарь,
Добро и зло в одном бокале:
Зачищен вновь оплёванный алтарь,
И Бог, как никогда, реален,
И на кресте опять бунтарь,
И жизнь кривится нам в оскале…
Безумие Ларисе Веховой
Сошлись планеты в точке злобы —
И две страны, забыв Заветы,
Рвут души и терзают Слово,
Давая лживые обеты.
И Гоголь Пушкина к барьеру
Из тьмы столетий вызывает,
И честь, и совесть на карьеру
С присвистом дьявольским меняет.
И крепостной Тарас Шевченко
Брюлловым выкуплен из рабства,
И снова продан, чтобы тщетно
Мечтать о воли и прекрасном.
И