К этому моменту на поле выехало более десятка крытых конных повозок со странными красными крестами на бортах. На каждой было по два дюжих мужика и по две девушки с сумками через плечо, с теми же самыми крестами на них. К ним уже подходили, кто мог идти самостоятельно, раненые княжеские воины. Девушки что-то кололи им и бинтовали, останавливая кровь. А мужики на носилках подносили тех, кто идти уже не мог. Наиболее тяжелых раненых клали на повозки и увозили в лагерь.
Воислав задержался, увидев, как из рядов княжеского войска вышли ярлы нурманского и варяжского хирдов. Каждый обратился к своим соплеменникам из числа побежденных. А было их немало. В битве погибли в основном плохо одоспешенные и обученные ополченцы, пошедшие в поход исключительно за легкой наживой. После озвучивания вариантов их дальнейшей судьбы остатки полоцкого войска охватило брожение. Нурманы сбивались в свой круг, варяги – в свой, обсуждая свое положение и варианты, предложенные соплеменниками из княжеского войска.
И только ополченцы жались неприкаянной кучкой к реке. Именно к ним и последовала супружеская чета. Воислав поехал за ними. Если предложения воинам было понятными, то ему стало интересно, что скажет боярин ополченцам.
– Здорово, мужики! – подъехав к толпе, первым поздоровался Черных. Жена тенью следовала за ним, молча остановив коня справа.
– Здравствуй, боярин! – вразнобой раздались редкие голоса. Основная масса настороженно молчала. Не таким они видели этот поход.
– Пошли по шерсть, а возвращаться придется стрижеными! – подтвердил это мнение боярин. – И что мне с вами теперь делать?
Толпа молчала.
– В рабы продать, что ли? Как думаешь, любимая?
Боярыня промолчала, равнодушно оглядывая людей. А те практически перестали дышать. Там в бою они видели смерть, но это было в запале, без раздумий и зачастую быстро. Сейчас, отойдя от горячки, они поняли, в какую беду попали они сами и на что обрекли свои семьи. И сейчас должна была решиться их судьба. Вот этим молодым боярином и его молодой женой. И каждый из них боялся поднять глаза, инстинктивно отодвигая миг оглашения судьбы.
– Молчите? Это понятно. Значит, буду решать сам. В рабы я взять вас не могу. В княжестве запрещено рабство. Продать вас – это одномоментная выгода, да и много вас, а значит, хороших денег не дадут. Поэтому я поступлю по-другому. А ну-ка, кто у вас из старших выжил? Пусть выйдут ко мне.
В толпе после этих слов началось шевеление, и через некоторое время перед конями боярина и его жены стояло шесть мужиков, не отличавшихся от основной массы практически ничем, кроме оценивающих взглядов, которые они бросали на боярина, в то время как у остальных в глазах стояли испуг и тоска.
– Ты кто? – обратился боярин к широкоплечему бритоголовому мужику в неплохом кожаном доспехе.
– Могута-Кожемяка