– Оставьте меня, – велела я хускарлам, когда они провели меня через южное крыло замка до обугленных факелов в пристроенной неказистой башне. Независимо от времени суток в ней всё так же царил душный полумрак, и хускарлы даже не стали спорить, молча отступив. Там, где я находила убежище, они видели логово свирепого зверя.
К их счастью, этот зверь до сих пор дрых в своей постели.
– А я ведь говорила не читать до утра!
От звука моего голоса Солярис закопошился и с головой нырнул под шерстяное одеяло, будто я могла не заметить его и уйти. Наружу выглядывали лишь жемчужная макушка да голые ступни, белые, как сама простынь. А на придвинутом к изножью дырявом кресле скучала всё та же книга с пожелтевшими страницами в масляных пятнах. Только закладка в виде шёлковой ленты лежала на другом месте – кажется, на целых три или четыре раздела дальше, чем вчера. Немудрено, что теперь Солярис стонал, ворчал и злился, когда я, не сдаваясь, воскликнула ещё громче:
– Солярис, выбирайся из своего гнезда! У нас важное поручение от короля.
Его спальное место действительно напоминало гнездо: сбитые одеяла, ворох подушек с бахромой, меховые подстилки и размотанные клубки шерсти образовывали воронку. При свете дня в глаза ещё отчётливее бросалось то, сколько же в башне сора. Из-за тумб, деревянных стульев и прочей мебели, кучкующейся вокруг кровати, к ней было не подобраться.
Я цокнула языком и, не дождавшись реакции, решила действовать. В мужских штанах передвигаться было куда удобнее, нежели в юбке, так что я легко перепрыгнула скопление тумб и, не без синяков добравшись до кровати, сдёрнула с Соляриса одеяло. Из-под того выкатились черепа павших воинов хирда, разбросанные прямо между подушек.
Дикий! Он даже не удосужился убрать их с постели, прежде чем лечь спать!
– Хлебнула бесстрашия из фляги Медвежьего Стража, мелочь? – Сол неуклюже смахнул черепа на пол и, закряхтев, перевернулся с живота на спину, до того сонный, что его глаза напоминали две узкие щёлки, а уголок рта блестел от потёкшей слюны. – Если не отстанешь, я откушу тебе лицо.
– Если не встанешь, глупая ящерица, отец откусит его нам обоим!
Я красноречиво нависла над Солярисом, явно не понимающим, насколько я серьёзна. Ему повезло, что он выглядел так мило, когда не пытался перегрызть кому-нибудь горло. Спутанные перламутровые волосы лежали на подушке веером, а кожа, молочно-фарфоровая, будто бы светилась изнутри, как алебастр. Оглядев вмятину от перины на его щеке, я непроизвольно опустила взгляд ниже и внезапно обнаружила…
– Ты голый.
– Я в курсе. Так и должно быть, когда ложишься спать без одежды.
Мне на лицо будто насыпали угля из ночной жаровни: я почувствовала,