– Ты что, лошара? – огрызнулся парень. – Закрой пасть и гляди мультики!
Я вскочил, схватил за спинку стул; приценился, как позаботливее охладить своего визави этим инструментом. Однако той секунды, которую дуболом в кожано-металлической косухе потратил на реплику в мой адрес, девчонке хватило, чтобы по-ящеричьи вывернуться, и, оставив полблузки в кулаке у своего знакомца, вскочить на ноги и броситься к двери.
Я решил было, что конфликт исчерпан, и собирался вернуть стул в исходное положение, но девчонка закричала:
– Осторожно! У него пистолет! – и я действительно увидел в кулаке дуболома тускло отсвечивающий металл ТТ. Вот уж не думал, что из-за ерунды влипну в такую историю!
Нас спасло то, что дуболом растерялся. Не мог сообразить, в кого из нас стрелять сперва: если в меня, то девчонка успеет захлопнуть дверь и убежать; если в нее, то стул у меня все еще наготове, и я долбану им промеж ушей и поперек косухи. Несколько секунд он слюняво матерился и переводил ствол с меня на девчонку и обратно; наконец, у нее не выдержали нервы и с криком:
– На! Стреляй, козел драный! – девушка сдёрнула с себя остатки блузки и шагнула прямо на ствол. Аккуратные ”дыньки” ее так задорно качнулись в полуметре от носа пистолетовладельца, что у того отпала челюсть; я понял, что это – шанс, и со стулом наперевес бросился на него.
Ожидал чего угодно – грохота выстрелов, вспышки боли, провала во мрак. Но с ошеломляющим изумлением обнаружил, что пролетаю сквозь фигуру дуболома, а потом и сквозь гипсокартонную перегородку и вваливаюсь в соседний бокс, опрокидывая с ходу столик и рассыпая по полу поп-корн и еще какую-то мишуру. Причем напротив меня стоит все тот же дебил со шпалером, а наша общая знакомая, прикрывая кистями рук оголенную грудь, топчется у двери. Затем вспыхнул свет, и я увидел себя посреди заставленного столиками-стульями киношного зала, под ошеломленными взглядами сидящих за этими столами людей: все прочее – и отвязная девчонка, и обормот с пистолетом, и даже перегородки – абсолютно бесследно исчезли.
Где-то захлопали; потом засвистели. Маневрируя между столиками, словно идущая в бейдевинд парусная шлюпка, ко мне приближался прилизанный юноша лакейской наружности с усиками щёточкой, но его опередил возглас из зала:
– Ба, да это Женек Журавлёв! Какими судьбами! Что, свалил со своей платформы? – из-за одного из столиков поднялся и шел ко мне, протягивая руки, экс-сиделец за одной школьной партой Сашка Машкин. – Ты что, решил, что здесь все взаправду? Не знал, что тут голографическую иллюзию показывают?
– Что за безобразие, гражданин? Почему срываем представление?– до меня наконец-то добрался прилизанный соплежуй; у него оказался талант выговаривать нотацию, словно шелуху от семечек выплёвывать. – Вы чуть не убили человека своим стулом! Немедленно покиньте помещение, иначе мне придется обратиться в полицию!
– Да ладно тебе, Жако! – подоспел Сашка Машкин. – Сразу, и полицию! Предупреждать надо было! Не видите