Кто-то вскрикнул, не в силах сдержать эмоции. Струна порвалась во время выступления! Как такое могло произойти в Канон-холле? Неужели Баэль, признанный музыкальный гений, бессменный обладатель титула де Моцерто, допустил ошибку?
Музыкант же как будто ничуть не смутился, ни единый мускул не дрогнул на его лице. Баэль продолжал играть на трех струнах. Скрипка издавала пленительные трели, темп нарастал. Удивительная по красоте мелодия поднималась на крещендо, но вдруг снова лопнула струна.
Только теперь зрители поняли, что ничто на сегодняшнем концерте не было случайностью. Они открывали рты в попытке сделать вдох, как рыбы, выброшенные на берег. Причудливая мелодия продолжала звучать, рождаемая скрипкой с двумя струнами. Когда она опять взлетела ввысь, лопнула еще одна струна, и зал наполнился гулом голосов.
Но музыка не прервалась – таинственная, пугающая и разрушительная. Мелодия повторялась снова, и снова, и снова… Каждый ощущал ее нутром, однако уже никто не мог ее оценить… Тяжелое дыхание и дрожь наполнили зал.
«Раз в две недели Баэль подвергает людей мучениям, заставляет их опускаться в пучину сладкого греха в самом священном для них месте – Канон-холле. Как только мелодия достигает апогея, в глазах зрителей читается такое удовольствие, будто они достигли пика наслаждения» – так однажды сказал Тристан. Тоска по другу вспыхнула с новой силой, и по щекам потекли слезы.
Только когда порвалась последняя струна, демоническая мелодия смолкла и Баэль открыл глаза. Опустив руки – в одной искалеченная Аврора, в другой смычок, – он пристально посмотрел в зрительный зал. А затем обратился к «истинным ценителям», обмякшим в своих креслах:
– Благодарю за внимание!
Склонил голову в почтительном поклоне и негромко добавил:
– Невежды.
И следом, как будто ничего особенного не произошло, он пожал плечами, обнял звенящую в тишине скрипку и покинул сцену. Никто не пытался его остановить, никто не хлопал – зал застыл в оцепенении.
Таким было последнее выступление Антонио Баэля, бессменного обладателя титула де Моцерто. Тогда я видел его в последний раз.
После того вечера он исчез, а утром, словно насмехаясь над предсказанием оракула, над Эденом как ни в чем не бывало взошло солнце. Закончился тысяча шестьсот двадцать восьмой год, и начался тысяча шестьсот двадцать девятый. Жизнь продолжалась в обычном темпе аллегро. Конец света не наступил. Но мне не довелось услышать ни оправданий пасграно, которые поверили оракулу, ни насмешек мартино. Потому что моя жизнь утратила свое привычное звучание в тот последний день тысяча шестьсот двадцать восьмого года.
Глава 01
Три гения
Удивительно, но в замерзшем лесу есть что-то живое.
Это мир застывшей зимней мистерии,
Здесь звучит