– Я знала, я верила, шептала она плача, – что ты вернешься.
– Я тоже знал,– вторил ей скрипучий, радостный возглас Прошки.
Я же просто плакала, сил у меня хватило только дойти. Как хорошо быть дома и в тепле с родными. Любава быстро усадила меня и стала растирать мне ноги и руки, – ноги пришлось забинтовать, я сильно порезала их об лед. Затем она одела меня как маленькую, а я даже не спорила, сил не было совсем, вся моя энергия ушла на дорогу до дома. Лицо и уши отошли в тепле и теперь больно горели. Любава быстро меня обмазывала мазью от ожогов, при обморожении она тоже хорошо помогает, крутила меня оглядывала и охала. – Ты совсем исхудала, одни кости, и как ты только домой то дошла, хорошо хоть не замерзла.
Одев и обмазав меня мазью, Любава принесла, и заставила выпить теплую настойку, от которой у меня все загорелось внутри, и я стала как пьяная, так меня разморило в тепле. Мышцы по всему телу болели не выносимо. Главное, эта боль ни в какое сравнение не шла с болью от яда. Нынешняя боль мне напоминала, что я жива и буду жить, а значит и перетерплю. Кормила меня Любава бульоном с ложки, руки мои тоже пока слушались меня совсем плохо. Я смотрела на Любаву и ужасалась, как же она сдала за эти четыре года, ничего я дома и вылечу Любаву и смогу вернуть ей молодость и здоровье. Немного только мне стало легче, и перестали губы от холода дрожать, как я попросила.
– Мама спрячь мою куртку, на всякий случай, я потом ее разберу, но отсюда ее убери.
Любава догадалась, не стала переспрашивать, а быстро скатав куртку в плотный комок, отдала Прошке, чтобы он спрятал куртку в наш тайник в подполье. Мы обе почувствовали, что к нашему дому кто- то идет и нужно спрятать на всякий случай подарки