Ужин прошел довольно весело и оживленно, а вскоре после него засыпающего на ходу Крота любезный хозяин проводил в лучшую из своих спален, где тот спокойно положил голову на подушку, слушая, как вновь обретенный друг, Река, ласково плещется у подоконника.
Этот день был одним из многих похожих друг на друга счастливых дней, и каждый из них становился длиннее и интересней, потому что на смену весне уже шло лето. Крот познал много радостей, которые дарит бегущая вода, он научился и плавать, и грести, и с нежным трепетом ловил теперь шелест речного тростника, когда, добродушно шурша, в нем терялся упругий ветер.
II. Открытая дорога
– Крысик, – как-то солнечным летним утром неожиданно сказал Крот, – если это можно, то мне хотелось бы, попросить вас об одном одолжении.
Крыс сидел на берегу реки, напевая какие-то куплеты. Он был полностью ими поглощен, поскольку только что их сочинил и, вполне естественно, ему было не до Крота, ни до кого другого. Он успел поплавать в реке среди своих друзей-уток. И когда утки внезапно вставали на головы, как могут одни только утки, Крыс нырял и принимался щекотать им шеи как раз под подбородком, если у уток вообще есть подбородки. Он принуждал их всплывать на поверхность, брызгаться и шипеть, поскольку чувства в этих случаях словами не передаются. Растеряв терпение, утки стали умолять его отцепится от них и заняться собственными делами. И Крыс не стал им перечить. Он уселся на солнышке у реки и принялся сочинять о них песню, которую так и назвал:
В тихой спокойной заводи,
Наугад огибая кусты,
Серые утки плавают,
Задрав свои хвосты.
Вот селезня хвост, вот уточки,
Желтые лапы торчат.
А желтые где их клювики? —
В воде оживленно стучат.
Там, где зеленая слякоть,
Там, где плотва живет,
Холодно там и тускло.
Что их туда влечет?
Каждому то, что нравится,
Не следует им мешать
Головой вниз, хвостом наверх
На воде лежать!
В синем высоком небе
Стрижи оголтело кричат,
А утки, пусть и хвостом наверх,
Плавают и молчат!
– Я не знаю почему, но я все время думаю о вашей песенке, Крыс, – осторожно заметил Крот.
Сам по себе он не был поэтом и нисколечко этого не скрывал, поскольку был чистосердечной натурой.
– Дело здесь даже не в утках, – резко ответил ему Крыс. – Утки как бы только спрашивают, почему, мол, парням не позволительно делать то, к чему у них лежит душа, и тогда, когда она лежит у них именно к этому. Разве лучше, глазеть на них часами, просиживая,