Много лет назад я совершил самую глупую и роковую ошибку. По пьянке, приревновав жену к соседу, я размозжил тому башку утюгом, и его мозги со стен подъезда пришлось отскребать дворнику. И с этого момента вся моя жизнь рухнула в пропасть: тюрьма, уход, а потом и смерть жены, безработица, безденежье, ну и все вытекающие, и практически нищая пенсия. Последняя моя работа была водителем автобуса, и то с судимостью взяли по большому блату, поэтому накоплений не было, и на старости лет я считал каждый рубль в коммуналке – пережитка прошлого.
– Ты меня слышишь? Чего ты молчишь?! – задалбливала меня Алиса.
– Сделай мне одолжение – заткнись! Я из-за тебя собственные мысли не слышу, – вслух рявкнул я, но тут же получив укол совести за свою грубость, вздохнул и мысленно поинтересовался: – Чего ты от меня хочешь?
– Я домой хочу! – пожаловалась Алиса.
Ласка, смотрящая с укором, выглядела очень забавно, и мне трудно было принимать эту, пусть и милую, но всё же крысу всерьёз, поэтому я опять схохмил: – Чего ты дома забыла?
– Я забыла там остаться! Идиот! – разозлилась она.
– Потерявший голову по волосам не плачет! – выдал я жизненную мудрость и собрался подобрать слова, чтобы её хоть как-то успокоить, но не успел.
– Это что за пословица такая? Ты где её откопал? В прошлом веке?! А до унитаза хоть сам добирался, старое ты душнило! – снова взбесилась ласка, – Какая голова? Какие волосы? Ты хоть понимаешь, что я лохматая крыса?! Быстро верни мне прошлое, там было нормальное будущее! – разразилась она тирадой и тут же сама себя начала успокаивать: – Спокойно, Алисочка! Это лютейший кринж! Это всё не взаправду! Лови релакс, милая!
За свою долгую жизнь я научился терпению, но эта бестия, которая вселилась в безобидный комочек шерсти, могла довести до нервоза даже забор. И сколько я не пытался, но поставить блок в своей голове на её противный писклявый голос у меня не получалось. Даже появилась мысль: может её сапогом прибить и дохлой тушкой стол протереть. Кстати, вчера она предприняла две попытки суицида путём разбивания с разбегу своей маленькой черепушки о стену. То ли веса тела не хватило, то ли разгона, то ли она пыталась таким образом мной манипулировать, но в итоге из этой затеи ничего не вышло.
– Ты – не ласка! Ты – медуза! – съёрничал я.
– Почему? – запрыгнув на табурет, недовольными интонациями поинтересовалась она.
– Потому что жалишься! – ответил я и снова попытался отстраниться от её нытья, чтобы продолжить мыслительный процесс.
Этот мир назывался Ваглион, что на языке местных переводилось, как блуждающий или рассекающий. По мне, так это было очень тупое название, но здешние туземцы о таких мелочах не задумывались, мол, богам виднее, а наше дело – в сторонке сидеть и не отсвечивать. В местной религии, даже имея в наличии память бывшего владельца тела, требовался детальный анализ, слишком уж неоднозначное мнение у аборигенов сложилось к их вере. Зато