Улицы – это был целый мир. Стоило мне представить, как братья бродят по городу, а мимо них ездят дрожки, сновавшие по Тегерану хлипкие конные повозки, ходят уличные торговцы с корзинами груш, – и щеки мои вспыхивали от зависти. Даже Ферейдуна, который младше меня на три года, отпускают на улицу со старшими братьями. «Почему мне нельзя погулять с ними?» – снова и снова спрашивала я мать. Она же в ответ лишь вздыхала, качала головой и заламывала руки. К семи годам я и сама осознала свое положение. Я девочка, а девочек не выпускают за пределы дома. Мне внушали, что только мальчики могут играть на улице, девочек там подстерегают опасности и тревоги; дом – наше единственное прибежище.
Но я не упускала случая поиграть с братьями. Когда они оставались дома, я ходила за ними хвостом, участвовала в их проказах. Однажды днем мы с Пуран заметили, что братья забрались на крышу, чтобы пострелять из рогатки по голубям. Я терпеть не могла такие жестокие игры, но сейчас, приоткрыв дверь на крышу, догадалась, что мы застукали братьев за очень увлекательной проделкой.
Я вырвала у сестры свою руку и принялась наблюдать за мальчишками.
Они по очереди шагнули к краю крыши, расстегнули штаны и помочились в проулок за домом.
– Они соревнуются! – захихикала я. – Они соревнуются, кто дальше пописает!
– Давай вернемся в дом, – заныла Пуран, – пока мама нас не увидела!
Я покачала головой.
– Иди, если хочешь! – ответила я. – А я остаюсь.
Пуран не ушла, но и смотреть на братьев не отваживалась – закрыла лицо ладошками. Я же впилась взглядом в мальчишек и, когда они собрались объявить победителя, рванула к ним, на край крыши. Это оказалось нелегко – уж очень узкий был карниз, толком негде поставить ногу, – но в конце концов я примостилась на краю, стянула штанишки, задрала юбку и, выпятив бедра вперед, пописала в проулок. Уж как смогла.
Закончив, поддернула штанишки, опустила подол, развернулась и направилась к братьям. Они таращились на меня, разинув рты. Сестра не сводила с меня глаз. Она покраснела, закрыла рот руками.
– Я победила! – выкрикнула я и принялась бегать вокруг братьев.
Никто мне не ответил. Тогда я остановилась, уперла руки в боки и повторила:
– Я победила!
Пусть только попробуют мне возразить. Но они промолчали.
Тишину нарушил стук шагов по крыше и дикий вопль сестры:
– Форуг, прячься!
Но поздно: мать все видела. Она подошла ко мне, замахнулась, рявкнула:
– В тебя опять джинн вселился?
Я увернулась, припустила к лестнице и помчалась вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Сердце выскакивало из груди. На середине лестницы мать настигла меня, схватила за рукав и сказала:
– Никогда так больше не делай, слышишь? Никогда!
Щеки мои пылали, но не от боли, а от унижения. Я плакала до вечера, но когда ночью