– Ох, не оставит, Марья Ефимовна, этого дела! Ох, не оставит! – вздыхал кто-то, особо симпатизирующий Вересовым.
И она не оставила. Она облачилась в чёрное платье и чепец, её глаза, кажется, стали ещё черней и глубже, чем раньше, с лица теперь не сходило хмурое выражение, а при упоминании Вересовых и вовсе искажалось гримасой ненависти и злобы.
Через несколько дней после смерти Рубцова, к ней пришёл с повинной сам Вересов, оправившись от потрясения и взяв себя в руки, желая броситься к ней в ноги и объяснить, что не было у него злого умысла, и всё произошедшее – ужасная ошибка. Но она не дала ему возможности покаяться пред ней, потому как вовсе не пожелала его видеть и не вышла к нему.
Он стоял в гостиной с опущенной головой, несчастный и неприкаянный, теребя шляпу и не зная, как быть. К нему вышел Алексей, высокий и бледный, он пришёл так тихо, что Вересов его и не сразу заметил. Он поднял глаза, и только теперь ему удалось хорошо рассмотреть сына своего врага. Он помнил, что молодой человек всегда был вежлив с ним, в отличие от его отца, он вроде бы хорошо обращался с его дочкой и даже, кажется, давал ей книжки. Мужчина надеялся, что хотя бы Алексей выслушает его, и он сможет облегчить свою душу.
Молодой человек молча глядел на Вересова, он был печален, но в его взгляде не было ни ненависти, ни злобы.
– Алексей Павлович, мне нет прощения, и я никогда себя прощу… Но скажите ей, прошу вас, что я не по умыслу… Я хотел примириться, чтобы мы снова стали одной большой семьёй… А он… Не знаю, как он оказался рядом! Я старый дурак, поспешил, каюсь, мне бы помедлить хоть на секунду… Но рука сама… Ой, горе мне!
Он закрыл лицо рукой, не в силах больше продолжать.
– Я прошу вас больше не приходить в наш дом, – сказал Алексей бесцветным голосом, – это ни к чему не приведёт. Моя мать сейчас страдает, как никто, и видеть вас ей просто невыносимо.
Вересов поднял красное лицо, из его глаз катились слёзы и оседали в светлой бороде. Он так походил на отца и так был не похож на него! Его глаза светились искренностью, кажется, он говорил правду, но сердце Алексея сейчас было полно скорби и горечи, не мог он прислушиваться к голосу разума и спокойно указал ему на дверь.
Вересов, сгорбившийся и поникший, выходя из дома Рубцовых, разительно отличался от того весёлого и жизнерадостного великана, каким был ещё неделю назад. У него были большие планы, но лошади остались непроданными, а помолвка Юлии сорвана. Никакие уговоры не могли повлиять на Липьевых, они категорически отказались женить Александра, и ему пришлось подчиниться, потому что он полностью зависел от родителей. Юлия впала в уныние, почти не разговаривала, находя отклик своих переживаний в книгах, Ольга часто сидела с нею, обнимая её за талию, пока та читала. Она уже не бегала по полям и не встречалась