Рене нетерпеливо поёрзала на диване, чувствуя, как липнет к коже шерстяной свитер и неприятно покалывает отогревающиеся ноги. Температура стремительно спадала, но сейчас это волновало меньше всего, потому что, облизнув пересохшие от недавней лихорадки губы, Рене решилась спросить:
– Когда ты сменил имя?
Плечи под чёрным джемпером на мгновение напряглись, но тут же под давлением воли распрямились. Значит, она не ошиблась, и Тони действительно явился расставить последние точки. Воодушевлённая Рене ободряюще провела ладонью по твёрдым мышцам, придвинулась ближе и уткнулась холодным носом куда-то в район четвёртого шейного позвонка.
«Расскажи, – мысленно шепнула она. – Расскажи, и я помогу!»
Последовала пауза, а потом Энтони ответил:
– Перед армией. Пытался сбежать от собственной совести.
– Успешно?
– Вполне, но это не заслуга дурацких букв.
– Зачем же тогда? Оставил где-то беременную подружку и теперь прячешься? – хохотнула Рене, но тут же едва не задохнулась, когда встретилась глазами с оглянувшимся Лангом. Он смотрел долго и безэмоционально, прежде чем растянул рот в жуткой улыбке.
– Затем, что я убил своего отца. И мечтаю разобрать собственную ДНК, лишь бы вытравить его и оттуда. Ещё вопросы?
Энтони с притворной угодливостью склонил голову, словно готов ответить на что угодно, но Рене лишь недоумённо моргнула.
«Что… убил кого?!»
Она испуганно дёрнулась в сторону. Энтони это заметил и улыбнулся.
– Знаешь, я думал, что пожалею. Ты, убив для своей защиты двоих и в панике исколов ножом труп третьего, до сих пор зачем-то переживаешь о смерти ублюдков, а у меня за всё время не возникло и мысли об этом. Я много раз представлял в голове, как именно мог бы запустить обратно сердце, какие наложил бы швы… Каким образом вообще собрал бы заново тот вонючий мешок из мяса и осколков костей. Ургентная хирургия тогда не была моим профилем, всего лишь желанием Чарльза дать мне как можно больше. Но и будучи тем ещё недоучкой, я бы смог. Зашил, скрепил, спас. Однако даже спустя десять лет в голове то и дело зудит отвратительный запах, которым в тот день провоняла вся операционная, и я понимаю: случись это снова, моё решение не изменится. Я убил бы снова. А значит, всё сделано правильно и раскаиваться не в чем.
Он замолчал, и в комнате повисла душная тишина. Рене боялась даже вздохнуть,