Мини в атюрах. Илья Бомштейн

кофточки. У одного парня из сумки высунулась усатая морда крысы. На вопрос, как зовут животное, он ответил – Прыщ. Я так и не понял про себя он, или про крысу? Привычная очередь за жетонами. До меня осталась одна бабка – около десяти минут выясняла, почему карточки теперь без портретов вождей мирового пролетариата. Кассирша говорит: «Бабушка, отойдите! Следующий!», а эта хоть бы хны. Не отходит и все тут. Уже милиционера подозвали: он только ее за руку возьмет – она сразу орать на весь метрополитен: «Помогите, насилие над моим телом совершают!» Тут сбежались, вернее сковылялись, подобные ей бабки и давай несчастного служителя закона котомками лупасить, а кто подобрее – те зонтиками или палочками в спину тыкать. Фу, наконец-то я на эскалаторе. Опа, кажется, лечу… Поберегись! Играем в боулинг! Чур, я – шарик!

      Атюра III. Уходящий от чувств.

      Опять тороплюсь, опять на свиданку с очередной, имя которой забуду на следующий день. Волосы прилизаны, темные очки, в общем, все как положено в таких случаях. Сажусь в маршрутку. У водителя радио на всю громкость. Прошу остановить около старого кинотеатра. Ага, вот она, стоит, ждет. Выхожу из машины, захлопываю дверь, на губах сладкая ловеласная улыбочка, контрастом – равнодушие в глазах. Хороший образ получился, незамысловатый, но это еще цветочки: возвращаюсь вчера домой, впереди меня идут парень и девушка. Обоим лет по 14–15. Их разговор представлял собой примерно следующие: – Ну, значит, звоню ему, а этот баклан все никак не въезжает, что это я, и давай пургу гнать. – Да пошел он, лучше пошли в подворотню дуванем косячок, а потом ко мне: перепихнемся по быстрому и в клубешник. Вот так теперь это называется – перепихнуться. Неплохое словечко. Есть в нем свое очарование. Собственно, что я тут критику развожу. У самого-то девушки нет. Мы долго гуляли по парку. Переодически целовались не обращая внимания на прохожих. Я предложил зайти в какой-нибудь бар. Она согласилась. Зашли, выпили, закусили, ушли. Попращались. Она сказала: «До завтра». Я сказал: «Пока», потому что завтра это буду уже не я…

      Солнце

      Резкий порывистый ветер трепал кроны редких деревьев. Я шел вверх по горному склону, буквально в метре от меня спускался с вершины ручей, на душе было спокойно и непривычно тихо – ничего не беспокоило, ничего не грызло. Свежий горный воздух обжигал легкие. С собой из еды банка тушенки, да две буханки черного хлеба. Солнце казалось как никогда близким и родным. Я подставлял ему лицо, и нежные солнечные лучи ласкали меня, словно руки возлюбленной. Мне хотелось смеяться, но я давно разучился смеяться. Мне хотелось плакать, но все мои слезы были уже выплаканы – поэтому я шел дальше, стараясь не останавливаться. Вспоминалось детство: беззаботный мальчишка в шортиках, гоняющийся за бабочками и собирающий в пакет упавшие каштаны. Захотелось искупаться. Я снял одежду и окунулся в ледяную воду горного ручья. Снова оделся и продолжил путь, взяв солнце под руку.

      – Солнце, скажи – не оставишь?

      – Нет, днем я с тобой всегда, но ночью… – А где ты находишься ночью?

      – На другой