Иван в школе был младше своих одноклассников на год, а некоторых на два, к тому же был отличником и шёл на золотую медаль, поэтому уважением не пользовался. К нему относились как к недоростку. Подобное отношение сделало его замкнутым и себе на уме. В университете всё было по-другому: здесь не было взрослых и маленьких, здесь все были равны. Свобода студенческой жизни раскрепостила его, он общался со всеми с удовольствием, находя в этом общении новые для него радостные краски. Все они, опьянённые свободой, наслаждались жизнью и несли всевозможную чепуху. Товарищи были не восприимчивы или равнодушны к своим и его словесным несуразицам.
На работу во взрослый коллектив он попал, будучи фактически ещё ребёнком. Он был неуклюж, не знал, как себя держать, стеснялся и краснел непонятно от чего. Молодая девушка, пришедшая с ним на работу в июле двумя неделями раньше, удивила его в первый же день. Когда Виктор Андреевич чихнул, девушка – кажется, её представили как Надю – обернулась и сказала: «Будьте здоровы, Виктор Андреевич». Так повторялось каждый раз. Она произносила эти слова с такой доброжелательностью, что никак нельзя было усомниться в её искренности. Ивану же казалось, что приличнее было бы вовсе «не заметить» чиханье. Он снова очутился как бы в школе, но в другой – школе жизни. За глаза женщины окрестили его ботаником с мехмата.
Глава 7
Иван вскользь где-то слышал или, может быть, читал о любви с первого взгляда, но, давно аналитически разобрав вопрос, решил, что говорящие не понимают или врут. И вдруг это случилось с ним, однако совсем не с первого взгляда, а со случайного слова. Он отработал уже месяца два, виделся с Надеждой почти каждый день, но не обращал на неё никакого заинтересованного внимания и не разговаривал с ней, кроме как по рабочим мелочам. Он не прислушивался и к её разговорам с Леной, с которой она только и общалась на первых порах.
Удивление и восхищение возникли, когда он, стоя спиной, услышал обрывок её разговора с Леной. До него донеслись слова Надежды: «Восторгаться надо не певцом, а композитором и поэтом: это они создали песню, а актёр лишь исполнил». Он узнал её голос и удивился, что эту мысль высказала молодая девушка. Не было нужды поворачиваться, но он не смог удержаться и обернулся. Обе девушки этого не заметили. «Да, это она», – повторил он мысленно.
В тот же день, выйдя после обеда из столовой, он случайно нагнал обеих. Они шли не торопясь и говорили, вероятно, то ли вообще о поэзии, то ли о Блоке. Не доходя до них, он замедлил шаг, услышав, как Надежда начала читать: «Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы…» Она читала так пронзительно, что он остановился, не желая вспугнуть и вторгаться в её личное пространство, и подождал, когда они удалятся.
Эти два эпизода, в которых не было не только визуального контакта, но и не было никакого взгляда, тем не менее взволновали