– Скажи мне, Настя, когда ты в последний раз нормально спала? – я молча смотрела на него. – Неведение угнетало тебя, усугубляя твое и без того тяжелое состояние.
– Все очень плохо?
– Настя, четыре месяца твой мозг испытывает сильнейшие перегрузки, ты в своем уме и это уже очень хорошо. Мы пройдем с тобой еще один месячный курс терапии, а дальше посмотрим. Давай мне руку, – я закатала рукав и протянула руку профессору, руки сильно дрожали, Богдану пришлось держать мне руку, чтобы профессор смог ввести иглу. – Не сдерживай своих слез, Настя. У тебя нет сил сдерживать свои эмоции, не нагружай себя. Слезы, гнев, что угодно, не держи это в себе.
– Вы оставите меня в клинике?
– В этом нет необходимости. Ты вполне адекватна, потерянное состояние, не повод держать тебя в клинике. Я буду приезжать сам, дома тебе будет проще набраться сил, я лишь рекомендую тебе постельный режим.
– Я могу помочь Петру Ивановичу?
– Можешь, Настя, но твое пребывание в первой городской перестанет быть тайной.
– То, что они заперли там абсолютно здорового человека, делает хуже лишь им, разве нет?
– Вот, Настя, ты вполне способна соображать здраво, тебе просто нужно набраться сил. Я подготовлю необходимые справки, полностью реабилитирующие тебя.
– Как они вышли на меня?
– Заявления, действительно, были, Настя, тамошнему главврачу большего не нужно, но и здесь не обошлось без посторонней помощи. Кто был инициатором, нам остается лишь догадываться. Поправляйся, Настя. Я заеду завтра.
– Спасибо, – ответила я, профессор вышел из кабинета. – Как Марк, Никита?
– Если ты вдохновишь его жить дальше, я отпущу его домой. Он в третьей палате.
Я вышла из кабинета и поднялась на этаж кардиологического отделения. Подойдя к третьей палате, я тихонько открыла дверь и также тихо прошла до постели Марка, он спал. Я присела на край его постели и взяла его ладонь в свои руки.
– Папа.
– Настя, – он открыл глаза и посмотрел на меня. – Настенька, – он присел и чуть не задушил меня в объятиях. – Доченька, маленькая моя.
– Папочка, родной мой, – я крепко обняла его в ответ. – Никита сказал, что ты хочешь бросить меня, он ведь пошутил, правда, папочка?
– Конечно, доченька. Никита пошутил, я очень хочу домой. Настенька, девочка моя.
– Все хорошо, папочка, я с тобой. У нас все будет хорошо, – слез не могла сдержать не только я…
Мы вернулись домой, я нерешительно вошла в гостиную. По ушам резанула … тишина…
– Где дети, Богдан? Почему так тихо?
– Дети дома, Настя, идем.
Марк остался у камина, мы поднялись наверх. Я тихонько вошла в гостиную второго этажа и ужаснулась. Все мои детишки были в гостиной. Никита и Матвей сидели на руках у Кирилла и Вадима, Камилла и Степашка сидели рядом с ними. Они просто сидели и молчали… ни мультфильмов, ни игр, ни развлечений… в доме стояла гробовая тишина. На лицах детей не было и тени радости. Я, в полном оцепенении, смотрела