Увы, считать он умеет.
А я не так чтобы умею врать.
– Красивый кабинет. – Уже не спешит ни на какую встречу Кирилл Александрович.
Вместо этого он осматривается и останавливает взгляд на той самой награде, которая исключительно благодаря стонам шефа выставлена на всеобщее обозрение.
Ровно по центру стеллажа во всю стену, захочешь – не пропустишь.
– Мне тоже нравится.
Да, дизайнер из меня хороший.
Был.
– Зато не нравлюсь я, – констатирует Самсонов, облокачивается о спинку кресла и переводит всё внимание на меня. – Почему?
– Не люблю кобелей.
Честный вопрос – честный ответ. И никакого желания играть с ним в поддавки. На карту поставлено то, что впервые страшно терять – мой ребёнок и будущее, в котором Самсонов мне ни за каким чёртом не нужен.
Да и кому нужен мужчина из категории «развлеклись-разбежались»? Ведь каким бы впечатляющим Самсонов ни был, он не станет ни любящим отцом, ни заботливым мужем – ему при рождении этого не досталось. А мне достался мозг, который понимает, что этого экземпляра не исправит даже могила.
Выпрямившись, я бросаю взгляд на часы:
– У вас мало времени, Кирилл Александрович, и много дел. Так как насчёт развёртки?
– Переспать со мной нелюбовь тебе не помешала. – И этот паршивец с самой наглой ухмылкой расстёгивает пуговицу пиджака и устраивается в кресле.
Хорош, зар-раза!
Несмотря ни на что – хорош.
В тёмном, явно сшитом на заказ, костюме, с галстуком в цвет, в идеально начищенных ботинках. О чём, вообще, говорить, если одни только Самсоновские запонки выглядят круче, чем половина наших дизайн-проектов?
И вот этот вот образчик мужской сексуальности расслабленно сидит в моём кабинете, задавая глупые вопросы. С жирным таким намёком. Который мой мозг расшифровывает правильно, примерно представляя причины и следствия, только пользы в этом – ноль, потому что внутри всё равно предвкушающе екает.
Не сердце – этот орган атрофировался после тридцати лет простоя.
– Сплю я дома, – положив локти на стол и сцепив пальцы, сообщаю с язвительной усмешкой. – Вне дома я…
– Предлагаю повторить.
Как не давлюсь собственными словами – не знаю.
Повторить? Серьёзно?
Но нет, Кирилл Александрович не шутит.
Кирилл Александрович смотрит на меня и молчит. Просто молчит, в то время как мурашки дружным строем маршируют вдоль позвоночника, захватывая все остальные, жаждущие повторения, части тела.
Да, Самсонову есть что предложить.
Да, забыть об этом сложно.
И да, мой отказ в систему Самсоновских координат не входит.
– Самсонов, – ласково и с нежной улыбкой, – ты охренел?
– Я рационален, – невозмутимо,