– А теперь, – сказал Александр, – чтобы искупление было полным, ты и твои достойные товарищи, освободите-ка этих людей, которых вы хотели угнать! Развяжите их! И живей!
Покуда у мулата страдала только шкура, он молчал. Но когда под угрозой оказался его карман, он заволновался и попробовал сторговаться. Жадность сильнее страха.
– Но позвольте, senhor branco, эти люди принадлежат мне. Я купил их… И дорого за них заплатил… Я их купил у родного брата царя Сикомо. Я должен доставить их на Вааль, бурам. Им там будет очень хорошо. Смотрите, как они здесь несчастны, в этой пустыне, где нечего ни пить, ни есть… А там о них будут заботиться. Вот что, белый сеньор, если вы хотите купить их у меня, я их уступлю вам без всякой наживы. Не захотите же вы этак вот разорить бедного человека, я надеюсь. Вы мне заплатите за них сколько хотите и когда хотите. Слово белого человека свято.
– Ах, трижды мерзавец! – воскликнул Александр, которому эта беседа уже начала надоедать. – Ну погоди же, я тебе заплачу сейчас же! И с лихвой! То, что ты получил от меня чамбоком по роже, пока только задаток. Подожди минуту, сейчас мы произведем полный расчет.
Подкрепляя свои слова делом, он поднял чамбок, который все время судорожно сжимал в руке, и стал так добросовестно обрабатывать шкуру негодяя, что тот, задыхаясь, запросил пощады и милости.
– Развяжи этих людей, – приказал ему Александр, которого эта экзекуция над работорговцем несколько утихомирила – он уже чувствовал, что его нервы успокаиваются.
Несчастные невольники, почуяв свободу и видя, что их враги обезврежены, стали кричать от радости. Некоторые пытались поломать свои «бревна рабства», как здесь называют деревянные колодки, надеваемые на невольников.
Освободитель, желая, чтобы его приказание было выполнено в точности, сделал неграм знак не шевелиться. Затем он взял за ухо мулата, тяжело дышавшего после полученной трепки, и, проведя его по рядам, заставил развязать одного за другим всех невольников, и в первую очередь женщин. Альбер и Жозеф, держа в одной руке тесаки, другой рукой схватили каждый по одному мулату, и даже мастер Виль схватил здоровой рукой пятого и поволок его, несмотря на сопротивление. Один только преподобный довольно растерянно смотрел на шестого мулата. Но этот последний, видя, что все его сообщники поневоле покорились и развязывают путы на невольниках, подчинился беспрекословно. Он был счастлив, что дело обошлось для него без проклятого ремня.
Не прошло и пятнадцати минут, как справедливость восторжествовала – невольники получили свободу. Колодки были свалены в кучу, а Зуга, угадывая мысли белых, развел костер и бросил «бревна рабства» в огонь. Бушмены затеяли бешеную пляску, на которую шестеро работорговцев смотрели разочарованно и понуро.
– Вы нарушили самые священные права человека! – строго сказал им Александр. – Вы лишили этих людей свободы. Я мог бы отдать вас им на растерзание, но мы судьи, а не палачи. Я ограничусь тем, что отберу у вас оружие. Идите на все