Осетинский пирог не оправдал времени приготовления, собственно, от сахараджина в нем не осталось ничего – ни тонкого эластичного теста, ни сочной ароматной начинки, ни правильной маслянистости, не пирог, а тоскливый чебурек с рубленой кинзой и укропом, и теста не пожалели. Доесть его я так и не смог, а забирать с собой не стал.
Хороший мост.
У Волги автомобильное движение исчезло, я пересек мост в одиночестве и на скорости, как всегда казалось, что сейчас по нему ударят крылатой ракетой, я не сомневался, что координаты наших мостов внесены в мозги их нынешних «минитменов».
За Волгой сменился лес: вместо лиственных массивов начались темные мрачные ельники, а за ними синие и прозрачные сосновые рощи, стало светлее, постепенно исчезли деревни, сошли на нет поля, окончательно наступил север.
Заправки стали редкими, на одной из них я купил две двадцатилитровые канистры и залил их бензином, не зря – следующая заправка оказалась нерабочей, а на послеследующей сливали топливо, и насосы оказались засорены.
Дороги тоже испортились, скорость упала до ста, впрочем, быстрее ехать не хотелось; чем дальше я удалялся от Волги, тем медленнее становилось время и тем скорее я его пересекал.
На вторую ночь пути я остановился в гостинице «У пасеки».
Навигатор «У пасеки» не показывал, но оставалось семьдесят километров до отворота и примерно сто пятьдесят до Чагинска, рисковать я не хотел, решил переночевать здесь и въехать в Чагинск с утра, на свежую голову.
Раньше на месте гостиницы был лес, я это неожиданно вспомнил – выразительное место на пригорке над ручьем. Здание гостиницы было выкрашено в озорной полосатый цвет, над входом, свесив лапки, сидели две веселые железные пчелы с кружками медовухи. К ручью спускался крутой заросший цветочный луг, из травы все так же выглядывали крыши зеленых ульев, а у воды крутила колесом аккуратная мельница. Вид буколический.
На стоянке «У пасеки» собралась дюжина чумазых фур, я пристроился с краю и отправился в номер. Одноместных здесь не держали, в наличии имелся трехместный. Соседей не подселили, я понадеялся, что они и не появятся, лег в койку и сразу уснул, а проснулся от того, что в комнате опять находились двое. Почему-то в этот раз было страшнее. Два человека в «У пасеки» страшнее двух человек в отеле Голубой бухты. Незаметно нащупал монтировку, припасенную с вечера, открыл глаза.
На койках, склонившись над тумбочкой с ночником, сидели два дальнобойных мужика, они сосредоточенно ели пирожки, колбасу и пили чай. В нос попало перо, я чихнул и сделал вид, что проснулся.
Водилы обернулись.
– Извини,