Соседние дома казались безжизненными. Ни в одном из них не горел свет, не теплилась жизнь. Тусклые звезды светили холодно и безучастно. Легкий ветерок качал ветки кустов и было очень тихо.
Скрипнула аккуратно дверь, вышел Юра. Встал в сторонке. Долго молчал, наконец выпалил:
– Ну, соврал! Подлец! Думал уедешь и концы в воду! А видишь, как получилось! Не надо было столько пить. Ну, давай я тебе половину отдам! Мне не жалко!
– Ничего не надо! – твердо отрезал Данила. – Не денег же ради. Мать твою жалел. А как рассказывал красиво?!
– Гм-м! Да-а – а! – протянул он и ломая спички закурил, глядя в сторону.
– Поеду я, не буду ждать утра, – выдал Данила созревшее решение.
– Куда же ты ночью? – не мало удивился Юра.
– На вокзале переночую! – мрачно заявил Данила.
– Оставайся друг, – понурив голову попросил он. – Извини.
– Решил уже, – сухо обрезал Данила.
– Может хочешь, чтобы я деньги этому петуху отдал с его диаспорой? Это справедливо будет?
– Ничего я не хочу, – холодно процедил Данила.
– Эти КМ-ки, если хочешь знать, в свободной продаже никогда и не были. Все ворованное с заводов, военных частей. Сколько техники разукомплектовали, в негодность привели из-за этого, а они на вершине этого синдиката. Все сливки им! По ним давно тюрьма плачет.
– Да что ты как на митинге, – усмехнулся Данила. – Поеду я.
– Сильно обиделся?!
– Живи как знаешь! – без холодка, без эмоций, бросил он. – Это твоя жизнь.
– Ну, возьми хоть на дорожку… полтишок сверху?!
– Лишнее это.
– Оденешься как человек. Где врачам занесешь, … на таблетки останется?
– Я все сказал.
– Ну, и вали! «долбанутый» на всю голову. Три извилины! Сам виноват! Но имей в виду, – грозно добавил он, – ляпнешь, где… меня никто не видел, я от всего откажусь, сам на себя статью накатаешь.
– Не переживай! – усмехнулся Данила. – Не ляпну.
Данила неспешной походкой пошел к калитке. Неожиданно увидел быструю тень, отделившуюся от дома. Его на выходе догнала