– Нет, Алекс, она ничего мне не сказала, – чувствую плечом, как моя подруга мотает головой, – сказала, что это не ее тайна. Сказала, если ты, Алекс, захочешь, расскажешь сама.
Стало быть, мать держит слово. Хорошо.
– Ты действительно хочешь знать, что со мной произошло? – спрашиваю я всё тем же абсолютно ровным, спокойным тоном, после чего чуть отстраняюсь и пристально смотрю в ее заплаканные глаза. – С тобой-то что случилось?
Ее губы начинают дрожать, а по щеке ползут слезы сердечной боли. Кажется, я уже догадываюсь, о чем пойдет речь.
– Данила, он… он бросил меня, – осипшим голосом шепчет она, и вновь в отчаянии падает в мои объятия.
Судя по ее состоянию, случилось это сравнительно недавно.
– Когда это произошло?
– Завтра будет месяц, как он ушел от меня, – рыдает она в голос.
Месяц? Ничего себе.
– Ты влюбилась в него, да? По-настоящему влюбилась? – догадываюсь я. Никогда Лера еще не переживала расставание так болезненно и… долго.
Подруга едва заметно кивает.
– Господи, почему так больно? – хриплый и надрывный голос. – Почему так невыносимо хочется умереть?
Принимаюсь гладить ее по голове, стараясь успокоить.
– Это пройдет, – не до конца уверенная в своих словах, говорю я. Со мной, возможно, и случилось чудо, и я забыла, что такое любить от слова совсем. Но я также понимаю, что я – отдельный случай. Авария, кома – это тот переломный момент, который изменил всю мою жизнь. Изменил меня.
Слышала, есть два варианта возвращения с того света. Первый – человек, уже переживший смерть, начинает бояться всего на свете, становится чрезвычайно мнительным, с параноидальными заскоками и порой с реальным завихрением мозгов. Второй же – однажды почувствовав смерть, больше не боится умереть, не видит ни в чем опасности, лишается любых, даже ранее беспокоящих, годами не дающих житья страхов. И вот я отношу себя ко второй категории посткоматозников. Во мне ни грамма страхов, ни комплексов, ни волнения по поводу чужого мнения. Мне плевать, что скажут обо мне другие. И в чувстве пофигизма есть нечто прекрасное, то, что тебя освобождает от общепринятых норм, правил, моды на «идеал». Ты наконец понимаешь, что это так глупо – добиваться чьего-то расположения, одобрения, следовать мировой моде, пытаться слиться с яркой толпой, по факту оказавшейся серой безликой массой, где люди с одинаковым навязанным мировоззрением пытаются вовлечь в свои ряды новых и новых последователей. Говорю же, глупость несусветная – пытаться из одного серого мира войти в другой, в более грязный и гнилой, теряя свою индивидуальность и природную уникальность. Но я это к чему? К тому, что можно самому раскрасить свой серый мир в яркие краски, не следуя ни чьим наставлениям