И прячущимся символам на смену
Спешат они в разверстые дольмены
От «а» до «я» таиться и молчать.
И заново начнёт дышать зерно
В пустой земле, лишённой прежней силы,
На грани смерти нервом импульсивным
Цепляясь хватко за веретено
Неярких дней. И снова по слогам
Прочтут себя возникшие народы…
Открытой книгой будет им Природа,
Как восхожденье к светочам-богам…
Но будет ли?.. Терпению конец.
Провисло небо холодом свинцовым.
Блестящих кукол строем образцовым
Идёт беда под ровный бубенец.
И ХМЕЛЬ, И ВЕЧЕР, И СВОБОДА
В саднящей грусти небо стынет.
Зевает солнышко с холма.
Иду я улочкой Бесстыдной
В бесстыдстве пьяного ума.
Забронзовевший в убежденьях,
Несу надменность я и ложь,
Чтоб сбросить их в момент прозренья
В людской бессмысленный галдёж.
Я знаю все свои пороки,
Копя памфлеты на столах!..
Плывите сплетничать, сороки,
В аквамариновых дождях!..
Беги и ты в линялой шубе,
Моя лиса!.. Спешите лгать,
Пока в соавторстве беззубом
Со мной шагает благодать!..
Почти лечу, машу крылами,
Терпя недолгий свой позор…
Мелькает бурыми стволами
В закате дня сосновый бор…
Мелькает всё – моши́ца, мысли,
Канавы, камешки, шаги…
Сохатый в луже отразился…
Таращат бельма лешаки…
Гуляй, оторва, долгим мигом,
В себя вместившем три луны!..
Да будут святы Гелла с Никой,
Раз чувства в тело вплетены.
ПОВЕРИТЬ АНГЕЛУ
Не оценили глаза редакторши
Моё недавнее стихотворение.
Хватила дерзости она достаточно
С каким-то вычурным остервенением…
Клыкастым хищником терзала строфы и
Рвала вопросами – когтями крюклыми…
И, впав в бессонницу от катастрофы, я
Блуждал в растерянности между буквами.
Ну, не бывает так на свете, господи,
Чтоб за полтину лет усердной радости
Картина творчества разрылась оспою,
Оставив автора в шинке под градусом.
Ломал я голову над этой глупостью,
Итожа выводы бесперспективные…
Как вдруг заоблачный, отставив рупор свой,
Шепнул мне на́ ухо: «Плюнь!.. Субъективное…»
ТОЛЬКО ПЕНА ПЕННЫХ ЛЕТ
Синей ночи холодильник,
Метрономный молотильник…
Ни подушкой, ни хлопушкой
Не убить его никак.
Синей ночи холодильник,
Мысли стёршийся напильник,
Да сиреневая стружка
Трёх панических атак.
А над крышами Парижа —
Всё темно и неподвижно, —
Нет ни времени, ни боли
И… прозрачен потолок…
А в российском