– Ну-ка убери руки! Сначала мыть.
– Ну, папка же не моет, – Лена наблюдала за отцом, который с наслаждением откусывал огромную грушу, из неё лился сок прямо по рукам и подбородку, а он улыбался широченной улыбкой. Аграфена взглянула на мужа и с укоризной произнесла:
– Отец, ну что ж ты, какой пример подаёшь…
Отец улыбнулся ещё шире:
– Груня, ну голодный я, сутки не ел, а тут такое…
Груня напряжённо махнула рукой и пошла мыть оставшиеся груши. У Лаврентия осталась ещё одна, он уминал её и счастливо улыбался. Лена ждала, пока придёт мама и принесёт мытые груши, она решила правила не нарушать. Сказано, значит сказано. Груши были невозможно ароматные, сочные, она ела их с удовольствием и смотрела на отца. Они должны были отправиться с ним в поле на картошку. И Лена ждала. Одежда на ней была рабочая, она готова была к окучиванию. Отец зашел в дом переодеться, а потом выскочил оттуда как ошпаренный и побежал в отхожее место. И долго не выходил оттуда, а потом зашёл снова в дом и лёг. Сильный жар, лихорадка, рвота, бред. Аграфена пыталась поить его водой, но всё выходило обратно. Врач был на выезде, помощь оказать было некому. Лаврентия трясло так, что даже пол дрожал под кроватью. Было страшно, Лена очень хотела что-то сделать для отца, но мама выгнала её из дома и сказала забрать с собой Лику. Девочки перебрались сначала в огород, потом в баню. Лаврентий промучился всю ночь, а к утру его не стало. Аграфена вышла на двор, когда петухи уже пропели, в бане она нашла девочек, дружно спящих на палатях.
– Лена, – прохрипела Груня. – Лена, вставай, папа умер.
– Как умер, мама? Мы же в поле с ним собирались… Подожди, мама, он заснул наверное. Сейчас я разбужу его, – Лена вырвалась из маминых объятий и рванула в дом.
На кровати лежал папа, недвижный, совершенно недвижный. Лена села рядом с ним, трогала руки и повторяла:
– Пап, вставай, в поле ж хотели… Пап, вставай.
Доктор приехал только днём. Папа лежал бездыханно, Лена плакала, Груня таскала воду, грела, потом обмывала тело, потом бегала в сельсовет, чтобы договориться о похоронах. Доктор только грустно качал головой:
– Как же поздно, как всё это поздно…
Он наклонился над папой, послушал сердце, потрогал руки, ноги, живот, ещё грустнее спросил:
– Что случилось?
Груня рассказала всё, как было.
– Груши?