Он склонился над мальчиком и слегка потрепал его за плечо.
– Ничего, ничего, – успокаивал Андроник отеческим тоном. – И не тяготись тем, что тебе предстоит сделать: «Каждому дню довольно своих забот». Как бы ты не желал, не сделаешь больше, чем отведено тебе Господом. Так что брось, не губи душу унынием, уж если Господь даст тебе назначение, от него же тебе будет и возможность, и сила. И не денешься ты от этого никуда. А пока просто делай, что должен.
Парень молчал и не поднимал глаз. Услышанные слова, с одной стороны, казались ему правильными и справедливыми, но одновременно неожиданными, так что он не мог вынести по ним своё суждение немедленно, сейчас они родили в нем только удивление и беспорядочный поток мыслей.
Василий поступил в семинарию и учился превосходно, выделяясь среди однокурсников, помимо дара, большим жизненным опытом. От работ и пения в хоре он, большей частью, освобождался и выполнял лишь тот минимум, который был необходим для понимания организации церковного богослужения. В основном же он занимался своими посетителями, поток которых теперь значительно возрос. Однако слава о нем, хоть и разнеслась в религиозных кругах по всей стране, но за пределы этих кругов не выходила: о Василии не снимались репортажи, не писались статьи, и обывателю его имя было совершенно неизвестно. Все его посетители узнавали о нем в основном от прежних посетителей да старушек, продававших свечи в церквях. И ехали к нему отовсюду!
Поисками своего Единственного Предназначения Василий себя уже не утомлял, однако и идеей, что страдания – неотъемлемая и необходимая часть жизни, не проникся. Он принял ее, как аксиому, не требующую доказательств, не задумываясь над ней и не терзая тем себе душу. Возможно, именно по этой причине Василий вновь начал получать удовольствие от помощи другим. Жизнь обрела краски, конечно, не такие яркие как в детстве, но всё же приятные и запоминающиеся.
Он ждал специально отведенного времени и окрыленный спешил в выделенный для него кабинет в небольшом одноэтажном здании сразу за воротами семинарии. Проходил по узкому коридору, застеленному новым серым линолеумом, с небольшим окошком в конце, за которым густо росли деревья. В коридоре всегда было много народа, душно и сумрачно. По обе стороны, как в поликлинике, на скамейках тесно сидели старушки в платках и рассказывали друг другу о своих бедах. Еще были женщины с капризничающими детьми и мужчины, которые, напротив, вели себя тихо, словно стыдились, что пришли сюда. При появлении Василия они все привставали, начинали креститься и охать, называли его «благодетелем» или «отцом родным». Василий им смиренно улыбался, смущался, благодарил и быстро, насколько позволяло приличие, старался скрыться за дверью. И ему было хорошо. Он по-прежнему внимательно выслушивал нуждающихся и относился к их бедам с состраданием, но уже не болезненным, а полным решимости помочь, черпающим в этой решимости силы и