Все стихло. В кузове беспокойные пассажиры стали перегибаться через борт и смотреть вниз.
– Сели, …бена мать. Давеча здесь всегда садились, и тут не сумел. – Дверь кабины раскрылась, и оттуда высунулась голова Перева́лкина.
Он посмотрел вниз и полез обратно в кабину переобуться в болотники, высунулся через полминуты и осторожно спустился в воду. Вода едва не залилась ему в сапоги. Он сделал несколько осторожных шагов и выбрался на сухую обочину.
– Ну что, Пантелеймо́ныч? – кто-то крикнул с кузова. – Выберемся или надо за трактором идти?
– Не, тут не пройдешь, встали так, что …
Далее шел мат, который я в то время не совсем понимал. Чудились какие-то странные слова.
– Я́комлемна! – он обращался к бабушке. – Я пойду до Глобéнок за трактором, килóметра полтора будет. Пойдете с мальцом в деревню? А то пока нас вытащат.
Он помог нам спуститься с кузова и перенес меня на обочину. Далее шел долгий и неприятный путь до Глобéнок. Дедушка остался в кузове сторожить вещи. Глобéнки была совсем небольшой деревенькой на десять дворов, но там был свой тракторист. Перева́лкин шел прямиком к его двору. У дома красовался оранжевый гусеничный трактор с готовым намотанным тросом сзади. Мы зашли в избу. У тракториста был обед и нас позвали к столу. В доме находилась еще какая-то пожилая женщина, которая подавала на стол.
Нас напоили молоком, поставили сковороду с картошкой и банку соленых огурцов. Я ел и слушал разговор мужиков.
– Где сел? У мóста что ли или поближе?
– Да, прям у мóста, как и в прошлый раз.
– Я уж две недели тягаю оттуда.
Тракторист не торопился, спокойно наливал водку, выпивал полстакана и смачно закусывал огурцом; брал огромный ломоть ржаного хлеба и ел со своего края сковороды, всякий раз старательно облизывая ложку.
– Ща вытащу, не волнуйся.
Он специально затягивал время, хотел, чтоб Перева́лкин пообещал ему больше денег. Потом они вдвоем ушли во двор, долго возились там, заводили трактор, и медленно, покачиваясь, поплыли в сторону дороги.