– Ну а у вас тут что, ферму закрыли? А подруги твои живы все или кто уж помер?
– Ферму? Да уж давно закрыли. Скотины-то ни у кого не осталось, – безразлично отвечала Варвара Федоровна.
– Понятно… А как твое здоровье? Не болеешь?
– В старости всегда что-то болит, не одно, так другое. Ну а так ничего, проживу, даст Бог, пару годков.
– Да что ты, мама, проживешь еще двадцать! – Алексей Николаевич улыбнулся. – Если чего надо, лекарства какого, так ты говори мне, я все привезу.
– Спасибо, Лешенька, спасибо. Дай Бог тебе здоровья! Все хорошо у меня, я не жалуюсь… Только тоскливо тут одной, все одной. Хоть приезжайте почаще.
– Мама, я стараюсь, как выходные дни выпадают побольше или отпуск, так я всегда еду.
– Да, Леша, спасибо. Я не жалуюсь… Ох… Но вот Витенька бы приехал, повидать бы его и ничего больше не надо. Кажется, увидала бы его еще хоть разок, так и помирать можно.
Алексей Николаевич опять немного смутился и несколько секунд молчал.
– Мама, ну я же говорю, занят он, учеба. Вот закончит и приедет. Ну… что же поделать если так… А что, подруги твои в гости ходят к тебе?
– Подруги? Ходят, да, – безразлично отвечала Варвара Федоровна.
– А хочешь, в санаторий тебя отвезу? Там полечишься, отдохнешь. Там уход, люди есть, не будешь одна сидеть.
– Нет, спасибо, Леша. Мне тут уж привычнее. Дом, земля родная, хозяйство. И какие мне люди нужны? Тут у нас есть люди. Вы только, родные мои, редко бываете. А так ничего мне и не надо…
– Так я стараюсь приезжать, как выходные бывают…
Алексей Николаевич осекся, поняв, что он повторяется, и что не о нем идет речь. Они помолчали. Алексей Николаевич встал и прошелся по избе. Все здесь было как обычно, ничего не поменялось, пообветшало только все, пол громко скрипел, на стенах кое-где сильнее стали отходить обои. Он вышел во двор, прошелся, там под лавкой лежали всякие старые вещи, большей частью ненужные, резиновые сапоги, валенки, другой хлам. Возле двери в кладовку был угол, где лежали всякие сельхоз орудия: косы, вилы, топоры, грабли и еще всякая мелочь, вроде молотков и лопат. Он прошелся к противоположной от крыльца двери, отворил ее и заглянул в хлев. Там на шестках сидели курочки, а в загоне на соломе чавкал во сне поросенок. Над загоном для скота чернел пустой сеновал, раньше, когда мама держала коров, он весь был забит сеном. Он вернулся назад в избу и присел к столу, Варвара Федоровна сидела на том же месте и печально глядела в окно. Он посмотрел на нее и вздохнул:
– Мама.
– Что, сынок?
– Ну что ты, расстроилась, что ли?
– Я? Да ничего. Я рада, что ты приехал, не обращай внимания