Треугольник. История, семиотика, литература. Оксана Тимашева. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Оксана Тимашева
Издательство: Пробел-2000
Серия:
Жанр произведения:
Год издания: 2022
isbn: 978-5-98604-854-3
Скачать книгу
й офицер, который входил в состав особого международного корпуса надзирателей за Наполеоном. В этой заметке написано, что оный русский офицер «всегда с почтением относился к императору». Вот тут я несколько запнулся. Загадкой для меня стало это почтение. Ведь Бонапарт, как ни крути, никакой не император, а узурпатор трона – так его называло русское общество, если следовать «Войне и миру» Льва Толстого. И уж тем более это должен был понимать русский дворянин, воспитанный в исконном почтении к законной – наследственной, укорененной – монаршей власти. А еще более удивительным мне показалось это «почтение к императору» со стороны русского офицера: ведь перед ним был поверженный агрессор и оккупант. Благородный человек и офицер, разумеется, не станет измываться над побежденным врагом, он проявит к нему милосердие, да; но – почтение?

      Еще более удивительным для меня стало открытие поистине братской – на монаршем опять же уровне – любви русского императора Александра I к перекрасившемуся республиканцу, узурпатору Бонапарту (о чем, кстати, подробно рассказывается в огромном трехтомном романе-хронике «Государи-братья» Евгения Васильева и Виктора Смоктия).

      Ничем иным, кроме как нестерпимостью тысячелетнего феодального застоя, я не могу объяснить всеевропейский восторг перед Наполеоном – повторяю, агрессором и завоевателем. Открытые Наполеоном шлюзы рационального жизнеустройства, национальной идеи и социальной мобильности не могли не затопить если не всю тогдашнюю ойкумену, то уж Старый Свет наверняка. Если даже русский царь был очарован обаянием перемен – что говорить о людях, голову которых не стискивала корона предков! Наполеон был бессознательным России и остальной Европы, ее бушующим социальным и философским «Id», перед которым отступало житейское «Ego» и даже «Super-Ego» легитимизма.

      Наполеон, очевидно, необъясним без Революции, а Революция – без Просвещения, как необъяснимы романтизм и французская философия и новейшая литература Франции – без Наполеона.

      Вот об этом, как мне кажется, трехчастная книга моего давнего, уже полувекового друга Оксаны Владимировны Тимашевой: образ Наполеона, семиотика Барта, современная литература.

      Конечно, это мои дилетантские рассуждения. Чистейший импрессионизм. Тоже, кстати, французское изобретение.

      Собственно говоря, всё, что я знаю про Францию, – я знаю из русских переводов и здешних артефактов. Дидро, Руссо, речи Робеспьера, Стендаль – особенно Стендаль «туристический» и «биографический»; классика социального романа; Лотреамон; и поразительный ХХ век. Увы, французский язык я так и не выучил, хотя мог бы, особенно с моим знанием латыни. Так, разве несколько фраз с первых страниц «Войны и мира». Во Франции не был ни разу. Ни Парижа, ни Лувра. Вернее, так. Был у меня один день в 1990 году – то есть несколько часов, с полудня до позднего обеда – в Страсбурге. Мой друг из Фрайбурга отвез туда – так, поставить ногу на французскую землю, посмотреть на розетку Страсбургского собора и съесть кусочек гусиного паштета (он же – «страсбургский пирог нетленный»). Хотя внешне всё было мало отличимо от Германии, которая в десяти верстах: Эльзас, сами понимаете.

      Но тем не менее – читая эту книгу – я вдруг понял, что Франция – точнее, французская мысль, французская идея – воздействовала на меня куда сильнее, чем Германия с великими и любимыми философами от Канта до Ницше, Фрейда и Юнга. Чем Англия с ее величайшими поэтами, которыми я наслаждался в подлиннике. Пожалуй, главнее были только Греция и Рим. Эстетическое воздействие Стендаля и Флобера, бытовая плотность Бальзака и Золя, эмоциональное обаяние Камю, философская мощь маркиза де Сада (я не оговорился и не интересничаю, это один из худших писателей и лучших мыслителей Нового времени) и поразительная методологическая проницательность Фуко и Барта (ну и всех, кого мы тут обозначим как «иже с ними», хотя и Рикёр, и Делёз, и Лакан, и Лиотар, и особенно Батай – каждый достоин интеллектуального и эстетического оммажа). Не говоря уже о собственно литераторах, от Селина и Сартра – при всем их политическом различии – до наших современников, которым в этой книге посвящена завершающая, третья часть.

      «Dieu, quelle virulente sortie!»[1] – сказал бы князь Василий Курагин в ответ на эту мою тираду.

      Книга Оксаны Владимировны Тимашевой помогла мне разобраться в моих мыслях о великой революции идей, которую нам подарила Франция.

      Полагаю, поможет и другим читателям. В связи с этим хочется отметить стиль изложения – очень ясный и иногда нарочито чуть-чуть старомодный, академический, словно бы сошедший со страниц традиционных «Ученых записок», когда автор объясняет, откуда цитата и что означает то или другое слово, и дает подробные и точные ссылки – и это хорошо.

      Денис Драгунский

      Вокруг Наполеона

      Три наброска к портрету Наполеона

      Стендаль, де Сталь, Шатобриан

      Всякая идеология есть рационализация каких-то глубинных аффективных влечений. Романтизм рождается в тех слоях сознания (или подсознания), где стихийно совершается выбор героев и формируются основные психологические установки. Подлинный романтизм,


<p>1</p>

Боже, какая жестокая выходка! (Фр.)