Ничего на это не ответив, Рене поднялась и захлопнула крышку контейнера. В глазах предательски защипало, но она спокойно убрала еду в холодильник и вернулась, чтобы сложить бумаги. Продолжать дискуссию на тему третьих сил, которые то и дело мерещились медсестре, не было настроения. Однако стоило Рене схватить злополучную папку, как плеча осторожно коснулись.
– Нам тоже его не хватает, – прошептала Энни. – Как будет не хватать и тебя. Иди, солнышко. Пришло время взойти в новом месте.
Рене порывисто обняла подругу и молча направилась прочь, возможно, в последний раз дарить заботу своим пациентам.
Глава резидентуры Джонатан Филдс вызывал у всех выпускников медицинских школ нервный трепет. Властный вершитель судеб. Почти кукловод, который дёргает за ниточки и собирает по всем уголкам огромной провинции самых перспективных врачей. Он помогает, консультирует и одним лишь скептическим взглядом мутных голубых глаз ставит слишком амбициозных юнцов на место. Филдс избирателен. Проработав полвека в лучших больницах Америки и Канады, он с полуслова отличает будущую уникальность от штампованного среднего профессионала и вцепляется своими мелкими, острыми зубами. Рене запомнила его как высокого, скупого на слова человека, чей кабинет кардинально отличается от всего кампуса в целом и тревожит одним только видом. Здесь словно застыл девятнадцатый век. Красное дерево книжных шкафов, вишнёвого цвета огромный письменный стол, тёмно-красный ковёр и портьеры. Идеальное пристанище для готической сказочной нежити. Рене поёжилась, но переступила порог этого склепа.
Обычно комиссия для собеседования состоит из пяти человек, которые своими вопросами доводят до седых волос паникующих резидентов. Однако сегодня здесь не было никого, кроме Филдса. Рене втянула густой запах сандала и ароматического воска для полировки дерева и едва не чихнула. Господи, да кто же в третьем тысячелетии ещё пользуется настолько дремучей смесью?!
Vissi d’arte, vissi d’amore,
Non feci mai male ad anima viva![13]
В уши тут же ударили треск старой пластинки и объёмный голос оперной дивы прошлого века.
– Добрый день, месье Филдс. – Она прикрыла за собой дверь и замерла.
Нервно стиснув зубы, дабы те стучали не так громко, Рене зачем-то одёрнула белое вязаное платье и запоздало обеспокоилась, что выглядит несерьёзно. Не так, как следует врачу её лет и опыта. Наверное… Ох!
Филдс тем временем тяжело поднялся во весь свой тощий и шестообразный рост, ленивым движением длинного пальца снял с пластинки иглу, и в кабинете стало тихо. Какое-то время директор возился с проигрывателем, прежде чем взял со стола стопку бумаг и приглашающе махнул на одно из кожаных кресел. Лишь чудом не споткнувшись о злополучный ковёр, Рене уселась и вдруг поняла, что тонет. Нет, даже не так. Она почувствовала, как её пожирает монстром на четырёх ножках и с двумя огромными подлокотниками, который не оставил ни единого шанса выбраться из его