– Но ведь вас же могли принять за шпиона или вора и предать казни!
– Очень даже могло так статься, но это я уразумел много позже. Тогда же разъярённый посланник едва не зарубил меня своим мечом. Меня спасли его слуги, насилу объяснив ему, кто я такой. Прибежал падре Хуан, белый как смерть. Щедро отвешивая мне подзатыльники и осыпая ругательствами, он как мог втолковал посланнику, что сей олух, то есть я, если и добрался до пергаментов, то никак не по злому умыслу или чьему-то наущению, а только из собственного любопытства и охоты к наукам. Благодаря увещеваниям падре и своих слуг, а может бестолковости моего вида, посланник смилостивился и не поднял шума. После он сам показал мне свои пергаменты, испещренные стрелками и витиеватыми символами. То оказались сирийские портоланы. Да, не сносить бы мне головы, узнай Карлос об этом случае. Тем более, что тогда он был уже не только король испанский Карлос I, но и римский император Карл V. Так или иначе, а через пару дней мой уважаемый наставник падре Хуан сунул в руки мне рекомендательное письмо, кошель серебра и с первой оказией отправил меня восвояси подальше от королевского двора. Так, после нескольких лет разлуки я вернулся родной дом. Однако не прошло и года, как отец отправил меня учиться в Сарагоссу. Случилось это в самом начале итальянской войны.
Доктор, до того расслабленный и умиротворенный теплом очага и бургундским, вдруг как-то сгорбился и неуловимо переменился в лице. Эта перемена не смогла укрыться от Мишеля. Очевидно, что-то задело доктора в его в рассказе.
– Что с вами, доктор? Вам плохо? Эй, хозяин, что за отраву ты нам подсунул?
– Нет, мсье Сервэ, не стоит корить хозяина, бургундское превосходно. Просто вы упомянули начало итальянской войны, а с ней у меня связаны горькие воспоминания.
– Как? Неужели вы тоже в ней поучаствовали? Наверняка, состояли капелланом при войске французского короля?
– О, нет, дорогой Мишель. Тогда я был вовсе не капелланом и служил не французам, а испанской короне.
– Вот как?
– Я был младшим офицером в одной из пехотных терций, стоявших в Наварре. Моя рота квартировала в Памплоне. Там для меня и началась эта кампания. Впрочем, там же она для меня и закончилась.
– Памплона? Как же, слыхал. К нам в Сарагоссу вести доносились быстрее ветра. Как я помню, в Памплоне тогда случилась какая-то нелепая мешанина. Едва завидев французов, половина гарнизона и чуть не все жители перебежали к ним, оставив ворота города открытыми нараспашку. Только горстка солдат, оставшиеся верными Карлу вместе с каким-то офицером заперлись в форте и задали французам жару. Погодите, того офицера звали … Ох, не вспомню уже. Но герой он был, это точно. Говорили, что когда полегли все его солдаты, он в одиночку перебил целый французский отряд, пока самого его не разорвало пушечным ядром.
Доктор, ссутулившись, слегка склонил