Меня быстренько скрутили, нацепив красную повязку на руку, и втолкнули в дверной проем…
Немая сцена длилась недолго, а лишь до того момента, когда, испытывая сильную боль от ботинка, давившего на мою ступню, я выдавил из себя: “А чем занимается Леша и делает ли он уроки…”
С трудом, оторвав на секунду от пола свой взгляд, я увидел вытянутое лицо Лешки и удивленные глаза его мамы, в которых четко читалось:” Ты же только сейчас пожирал наш торт, а тут с проверкой нарисовался”.
Так стыдно мне было первый раз в жизни. Хотелось куда-то провалиться. Чувство вины и неловкости осталось в памяти на всю жизнь.
Но, к счастью этот инцидент, не повлиял на наши деловые отношения, о которых я упоминал. Вернее, даже не наши деловые, а деловые- в отношении меня.
А заключались они в следующем: каждый день на протяжении долгих школьных лет, после занятий, Лешка, выждав определенное время, достаточное, по его разумению, для приготовления мной домашнего задания, стучался в дверь и говорил привычное: “Андрей, дай списать.” И очень был недоволен, если я не успевал по какому-то предмету сделать задание. Я, конечно, давал, и мне было не жалко. А остальных, похоже, это устраивало: его родителей, учителей в школе. Все знали твердость Лешкиного характера и непреклонную позицию – принципиально не учиться. На это не мог повлиять ни отцовский ремень, ни, тем более, всякие педсоветы. А за счет хорошо выполняемой домашней работы по предметам, “троечку”, с трудом, но натягивали.
Причем, в самом начале нашего, так называемого, сотрудничества, когда дверь открывала моя мама, следовал вопрос:” А Андрей дома?” И когда мама отвечала, что Андрея нет, Лешке приходилось еще несколько раз приходить, в надежде застать меня, для того, чтобы, наконец, списать готовую “домашку”.
То в последствии, при открывании мамой двери, он перестал интересоваться о моем местопребывании, а по- деловому, без обиняков, спрашивал сделал ли я уроки и можно ли их взять на время.
Все текло своим чередом для учеников уже старших классов средней школы одного из районов города…
Но, придя в очередной раз домой после школы, я услышал не звонок в дверь квартиры, не громкий стук, а грохот вышибаемой двери. Открыв дверь, я увидел Лешку. Он стоял совершенно белый.
– Ты чего, обалдел, что ли?!– заорал я.
– Пошли, – тихо сказал он.
И мы молча зашли в его квартиру в предчувствии чего-то нехорошего.
По середине зала, на веревке, накинутой на потолочный крюк, в неестественной позе, с головой, странно наклоненной в сторону, свисал Лешкин отец. Рядом валялась опрокинутая табуретка. Ужас овладел мной, но не сковал способность принимать решения. Постояв какое-то время в оцепенении,