– Следующий!
Унельм сделал шаг вперёд. Наверное, следовало бы ощущать это, как торжественный момент, переломный в его судьбе, думать о чём-то великом, но вместо этого он думал о белой Хельниной груди и том, что теперь имеет все шансы никогда не увидеть так близко что-то настолько же прекрасное.
Он миновал Данта, ястреба, подошедшего ближе, и быстро обернулся, надеясь поймать взгляд Сорты. Но её не было видно за золотыми макушками, лохматыми шапками, капюшонами.
– Следующий, – повторил Дант, поторапливая, и Ульм пошёл вперёд.
Первая Арка оказалась у него над головой, и он поднял взгляд. Тёмный препарат качнулся – вперёд, назад – и запел, тонко, неожиданно благозвучно, почти нежно – гораздо красивее, чем казалось снаружи. Теперь Унельм увидел, что в костяной клетке сидит крохотная чёрная птица, высушенная, покачивающаяся на скрюченных лапах. Её широко распахнутые глаза сверкнули, когда он сделал ещё шаг, клюв приоткрылся.
Ещё шаг.
В голове загудело, как в печке, уши вдруг сильно сдавило, как однажды в детстве, когда во время зимней рыбалки Ульм провалился под лёд. Тогда рука отца поймала его за волосы, и боль отрезвляла его, не давала отключиться, звала наверх…
Кто-то сбоку крикнул, кажется, громко, но Ульм едва слышал – звон Арок становился всё громче, заполнял его целиком, подчинял, звал.
Ещё один шаг – стало больно глазам, и он испугался, что под давлением они лопнут, как ягоды. С трудом он повернул голову и увидел, что Эрик Стром подался вперёд, настороженный, как охотничий пёс в стойке.
Ещё один шаг. Звон Арки превратился в неразборчивое гудение, будто кто-то запел себе под нос, а потом Унельму послышался плеск воды, шум леса, тихий разговор рек подо льдом, и отдалённое ворчание большого зверя.
Унельм сделал ещё один шаг. Он пытался понять, сколько уже прошёл, но не мог. В глазах побелело, и он больше не видел ни людей за пределами Арок, ни земли под ногами. Единственным, что было зримым в этой белизне, оставалась скрюченная в клетке мёртвая птица, распахивающая клюв всё шире и шире, как будто желая поглотить его целиком.
«Вот тебе твоя судьба, нетерпеливый мальчик», – прошептала она, и Ульм понял, что теряет рассудок, потому что никогда ни живой снитир, ни тем более мёртвый препарат не мог бы заговорить с человеком.
Всего на мгновение всё поплыло перед глазами, и он увидел смутные образы – вроде бы, крылья, незнакомое девичье лицо… Унельм сделал ещё шаг, чтобы разглядеть его, и упал – вниз, вниз, в разверзшуюся вдруг под ногами пропасть, расколовшую мёрзлую землю. Там, внизу, было темно, и далеко в глубине ревело пламя, и его ждал кто-то огромный, живой, алчущий…
Он