Кристоф держал руку козырьком у лба:
– Минут через двадцать пять будут здесь.
– На связь выйти не успеем? – спросила Мари, прекрасно зная ответ. Дело в том, что передающая станция была развёрнута на западной стороне горы, почти в двух километрах от поселения. В самом кишлаке радиопередатчик работал плохо из-за особенностей рельефа окружающего ландшафта. Всё усугублялось ещё и тем, что был разрушен деревянный мосток через бурный ручей, пересекавший дорогу, и водную преграду пришлось бы переходить вброд по пояс в воде.
– Нет, слишком мало времени, – покачал головой доктор.
– Может, это всё-таки «пакистанцы»? – цеплялась она за надежду.
– Нет, Мари, не успели бы. И почему верхом? – он задумался и посмотрел в сторону дома. – Хорошо бы успеть его спрятать.
– Может, в доме есть подпол, – предположила Мари.
Раненый не спал, его вытянувшееся лицо было бледно, а на лбу блестели капли пота. Мари посмотрела на Кристофа, тот кивнул, и она сделала моджахеду укол морфия. Затем они переместили его на носилки и закрепили ремнями. К носилкам привязали верёвку.
Крышка лаза, ведущего вниз, оказалась спрятанной под одним из ковров, которыми был выстлан пол главной комнаты дома. Подсвечивая себе электрическим фонариком, врач спустился вниз по отвесной деревянной лестнице. Затем они стали спускать моджахеда. Мари, стоя на коленях, толкала носилки в сторону проёма, а врач снизу тянул их на себя. Ухватившись за конец верёвки, Мари помогла спустить раненого. Тяжело дыша, она посмотрела на ободранные ладони. Кристоф вылез наружу и огляделся:
– Грязные бинты и одежду тоже лучше убрать.
Мари сгребла в охапку всё, что попалось ей на глаза, и сбросила в подпол. Затем они закрыли крышку и, развернув ковёр, вышли на улицу.
Через минуту в воротах показался первый всадник. Плавным движением он отстранил от лица ветку инжира, раскинувшегося над въездом, и направил коня туда, где стояли Мари с Кристофом. Его спутники последовали за ним. Выстроившись в шеренгу, все четверо приблизились к дому. Сердце Мари отчаянно стучало, она всматривалась в прибывших. Ехавший первым был худощавый мужчина лет тридцати. Отпустив поводья, он снял с головы выцветшую зелёную панаму и обтёр ею лоб. У него был нос с горбинкой, а голубые глаза и русые волосы выдавали в нём европейца, единственного из группы. Загорелое дочерна лицо говорило о том, что он провёл под палящим солнцем не один день. Одет он был в светло-синюю длинную афганскую рубашку камис,