– Да уж. Заходим?
– Заходим, – ответил Мий и уверенно сомкнул губы.
– Только вот…
Стена избы перед моим взором была сплошной, без единой щели. Обойдя вокруг дома, я поняла, что и на других стенах нет ни дверей, ни настоящих окон – только рамы.
– А как зайти-то? – удивилась я.
Мий вновь почесал голову, ещё больше взлохмачивая кофейного цвета, с чёрными прядками волосы.
– Может надо сказать нужные слова?
– Какие?
– Нужные.
– Да поняла я! Какие именно слова? Ты знаешь?
– Откуда ж мне их знать.
– Тьфу ты. Чего тогда предлагаешь…
Договорить я не успела. На стене, под которой мы препирались, одно из брёвен разошлось в середине, являя чёрную брешь. Пронзительный деревянный скрип раздался по всей округе, заставив Мия пискнуть и от страха превратиться в ужа, который уже шмыгнул мне в капюшон. Сердце зашлось от привлекающего внимания звука: что ждать от него – непонятно.
– Пошто разорались? Спать старому деду не даёте?
В бреши блеснули два глаза: пронзительных, ярких, как будто бы кошачьих.
– Простите, – еле слышно просипела я, и, прочистив горло, продолжила: – Мы увидели дым и решили зайти. Хотели бы спросить: что это за место? И что от него ожидать?
– Мы? – недоверчиво уточнили с той стороны стены.
– Эм, да, я и мой домовой.
Из-за плеча высунулась голова ужика и тотчас спряталась обратно.
Мне показалось, что говоривший чуть слышно охнул, хихикнул, а потом я уже отчётливо услышала, как хлопнули в ладоши, и в стене появился дверной проём.
– Ах, вы мои бедные детушки, всенепременно заходите. На всё отвечу. Всё расскажу. Проходите.
Слышен только голос. Никого видно не было. Входить в избу, в которой не видать хозяина не хотелось, но что оставалось? И всё от того, что я не желала выбирать дорогу раньше, чем поговорю с кем-то из этого мира.
– А вы не могли бы показаться? Неприлично прятаться перед гостями, – решила я попытать счастья.
– И то верно… – отозвалось в темноте.
В проёме показался дед. Его чёрная борода в некоторых местах была разбавлена седыми волосками, словно он иногда целовался с луной. Глубокие, желтоватые с чёрными крапинками глаза глядели насторожено и игриво, рассматривали, не сводили взгляд, пригвождали к месту. Стало неловко, но и отводить глаза от него не хотелось, потому что с дикостью от деда одновременно исходил домашний уют.
Дед оказался крупным мужчиной. В нашем мире я бы дала ему лет шестьдесят пять, но в форме он был отличной. Походил даже на этакую персонификацию медведя: чуть горбился, руки висели впереди, а меховая накидка и пушистая шапка дополняли и подчёркивали звериный образ.
– Так и будем глядеться? Или зайдёте? – дед говорил мягко, слегка шамкая.
– Давайс-с,