Когда придет весна. Татьяна Серганова

тихо произнёс мужчина.

      – Почему?

      Не то чтобы я переживала по этому поводу, но хотелось всё-таки знать причину.

      – Твоя лихорадка, – пояснил Обсидиан и выпрямился. – Эльяр ошибся, это не простуда. Я уже видел подобное.

      – У пустынников.

      – Да. Когда послушник не справляется с даром, данным ему Богами, он перегорает, лишаясь всего. Там это считается великим горем.

      Не могла сказать того же самого о себе.

      – Значит, больше никаких навязчивых картинок?

      – Нет.

      – И транса в вашем присутствии? – не успокаивалась я.

      Но его ответ был всё так же категоричен:

      – Нет.

      – Ясно.

      Я даже вздохнула от облегчения. Вот только радость моя длилась недолго. Это, конечно, хорошо, что новых видений я больше не увижу, но что делать со старыми? И вопрос номер два: Обсидиан тоже видел что-то подобное, раз узнал про пряди? Нет, он же сказал, что так делать не может, значит, это был кто-то другой. Но разве я так важна? Почему ему рассказали, да еще так достоверно описали, что он сразу понял, что это я?

      Сердце вновь сжалось от страха и осознания того, что я много чего еще не знаю. И я была не совсем уверена, что хочу это знать.

      – Эти сны ничего не значат, – не выдержав волнения, произнесла я, не зная, кого хочу убедить в этом – себя или его.

      – Конечно, – откликнулся куратор совершенно спокойно.

      Это равнодушие задело. Даже обидно стало на мгновение. Но этого промежутка времени хватило, чтобы я быстро выпалила:

      – И вы мне совсем не нравитесь.

      Произнесла и застыла, ожидая ответной реакции.

      А он…

      Он взял и рассмеялся.

      Никогда не слышала, как куратор смеётся. Мы с ним для этого мало знакомы и почти не общались. Если подумать, я раньше даже улыбку не видела. Презрительные смешки не в счёт. Думаю, он вообще редко смеётся, характер не тот. А тут вдруг взял и расхохотался. Причём так заразительно, что я с трудом смогла сдержать ответную улыбку.