– Улетай!
Он молча смотрел мне в глаза, а потом, когда я всё-таки не выдержала и отвернулась, строго произнёс:
– Пожалуйста, не выходи из дома пока. Тэрри всё покажет. Инструкции я ему передал, – отпустил мои руки. Шагнул в сторону. А когда я подняла глаза, прощаясь, вернулся и поцеловал снова. Коротко. Но незабываемо нежно, лаская холодными пальцами шею под волосами. Возвращая всю сказочную негу и тепло, что были эти дни между нами.
Что ты придумываешь себе, Карри? Это бесконечно глупо. Отпустить, уйти и забыть. Вот, что сейчас нужно. Только руки не слушаются, и разжать ладони нет никаких сил. Прощай, Грэм. Решительно отшагнула назад. Глаза в глаза только мгновение. И не улыбок в них, ни тем более обещаний. Прощай. Хлопнула тихо дверь. Раз-два-три – за рокотом беззвучно пожаловалось моему сердцу крыльцо, отдавая вибрацию половицам. Начал набирать обороты двигатель вертушки. Ещё слышно, как голос кричит: – Восемь…! А потом – стёкла от гула дрожат; грохочут и свистят лопасти так, что закладывает уши. Звук уходит в сторону, вправо. Наверное, это значит, что вертолёт забирает влево… Я должна видеть. Хочу знать!
Вылетела наружу, запрокинула вверх голову, чтобы увидеть, как еле заметно улыбнулся и осуждающе покачал головой, в шумоподавляющей гарнитуре. Чуть подняла руку, и к стеклу в ответ прижалась раскрытая ладонь. Улыбнулась легко. Прощай.
– Госпожа Раввен, зайдите, пожалуйста, в дом, – услышала, когда большой военный вертолёт почти стих за вымоченным сизым сосновым лесом. Вздрогнула. Видимо, это Тэрри. Откуда они знают?
– Тэрридан? – закашлялась, сдавленно извинилась, и высокий, худощавый мужчина, собранный и серьёзный, кивнул седеющей головой.
– Ваш борт через десять минут, – доложил коротко. – Ваши личные вещи, – показал рукой в сторону крыльца. – Я буду сопровождать вас.
Удивляться сил не было. Только отчётливо ощутила острый, тянущий голод и прикинула время. Дома я была через шесть часов.
ДАКЕЙТИ
– С КЕМ ты провела их? – у Дилла дёрнулся глаз, а Бобби вдруг резко встал, держась за стол, и мрачно опустился обратно. – Только не говори, пожалуйста, не говори, что вы с ним… что ты и он… Неделю! Не могу поверить! – кажется, впервые в жизни в глазах ребят был искренний ужас. Такого я не видела раньше даже под обстрелом.
Очень подмывало сказать: «Ладно, не скажу», и опустить глаза с целомудренной улыбкой. А потом «незаметно» мечтательно зависнуть, чтобы соображали, сволочи, что я тоже, между прочим, ещё «ничего», а не вечный объект для их подколок и насмешек. Но я не стала.
– А это не твоё дело, тощатина кривоногая, – отмахнулась от него. И это было, конечно, неправдой, а нашего экстремала это ничуть не тронуло. Поэтому рявкнула: – Ты за кого меня принимаешь, сморчок-переросток?!
Дилл выставил руки вперёд, всё ещё тараща глаза:
– Ладно-ладно, –