Период взросления этого поколения в значительной степени пришелся на 1880-е годы, эпоху Александра III и К. П. Победоносцева. Хорошо известна та оценка морально-психологической атмосферы этого периода, которую дал А. А. Блок. Но и всегда отличавшийся взвешенностью В. А. Маклаков полагал, что власть в те годы имела цель «формировать новую породу людей». В гимназиях «душили у учеников интересы», «забивали молодые мозги тем, что им неинтересно и совершенно ненужно»[43]. Результат, как мы видим, оказался прямо противоположным: именно это поколение и дало России целую плеяду видных революционеров.
Выйдя из гимназий эпохи Александра III нонконформистами, многие представители этого поколения приняли участие в студенческом движении 1890-х годов. Характерно, что этого не избежали и те, кто позднее отнюдь не относился к революционерам. Даже у тех, кто не разделял идею насильственного свержения существующего строя, вызывало отторжение желание власти ликвидировать всякие элементы самоуправления, игнорировать стремление молодежи участвовать в общественной жизни. Как заметила А. В. Тыркова, «власть подводила под общее понятие неблагонадежности всех, кто позволял себе слишком откровенно высказываться о народных нуждах или критиковать правительство»[44]. К студенческим волнениям оказались причастны, например, будущий лидер проправительственной фракции русских националистов в Государственной думе граф В. А. Бобринский или тот же В. А. Маклаков. Некоторые из этих людей, близко познакомившись с революционной средой, испытывали от нее отторжение. Многим русским интеллигентам претил дух нетерпимости, свойственный революционным кружкам, аксиоматичность мышления их лидеров. Бесспорно, впрочем, что не следует и преуменьшать влияние революционных идей на русских интеллигентов этого поколения. Не случайно уже в 1909 году П. Б. Струве в «Вехах» напишет о «максимализме» русской интеллигенции начала XX века[45].
Из университетов выходила интеллигентская молодежь, в значительной степени готовая к тому, чтобы влиться