Но тут к остановке подкатила маршрутка, и Пашка потащил бабушку к ней.
Через миг они очутились внутри, дверь захлопнулась, и голос проповедника в спортивном костюме затих.
Пашка вздохнул с облегчением, но тут же вновь напрягся.
Она сидела у окна, стройная, изящная, в черной курточке, и даже не смотрела в его сторону, и слава богу, а то бы он вообще умер от смущения… Юля Смирнова из класса «Б» вряд ли даже знала, что у Пашки от одного ее вида пересыхает в горле, и хочется одновременно и смотреть на нее, не отрываясь, и удрать куда-нибудь подальше, чтобы никогда ее не видеть.
Она была такая, такая… какими словами это описать, он не знал.
Но в этот момент рядом находилась бабушка, и это помогло быстро отвлечься… нужно помочь ей сесть, поставить сумку, отдать водителю денег за билеты, и самому расположиться таким образом, чтобы не пересекаться с Юлей взглядом.
Глаза у нее очень светлые, и из-под темной челки смотрят так… Пашка вздрогнул.
Бабушка ахнула, кто-то еще из пассажиров издал изумленное восклицание, водитель закряхтел.
Маршрутка стояла на светофоре перед Комсомольской, и по переходу невозмутимо шагал, переваливаясь с ноги на ногу, толстопузый зеленый дракончик вроде тех, каких рисуют в рекламе. Ноздри его слегка курились, на морде виднелась добродушная ухмылка, а в когтистой лапе он держал букет цветов.
– Ик, – сказал пожилой мужчина, сидевший за спиной у Пашки. – Это вот что?
– Кто бы знал, – мрачно отозвался водитель. – Но у меня смена с утра, и я… Навидался всякого, короче…
Он дал по газам, маршрутка рванула с места, точно ее ужалила в попу гигантская пчела.
Тольятти, обычный вроде бы город, с приходом Весны разительно изменился: торчали всюду огромные цветы, желто-сиреневые, ало-синие, бело-оранжевые, там и сям поднимались деревья, напоминавшие дубы, и на их ветках листья соседствовали с иголками, а шишки терлись боками о плоды вроде апельсинов.
На окраине Центрального парка высилась аккуратная гора будто с фотографии Альп или Гималаев, со снегом на вершине и парой водопадов, но при этом высотой метров в пятьдесят, не больше…
На лицах горожан, отважившихся выбраться на улицу, читалось ошеломление.
– Как же это… что же это… – причитала бабушка, и глаза ее становились все более и более круглыми.
– Ничего, не переживай, видишь как красиво, – пытался успокоить ее Пашка, но сам понимал, что выходит у него не очень удачно, поскольку он тоже не понимал, что произошло, и тоже нервничал.
Оглянувшись в очередной раз, увидел, что Юли на прежнем месте нет, и испытал одновременно и облегчение, ведь не придется теперь так напрягаться, и печаль оттого, что она где-то далеко.
А затем маршрутка выехала к лесу, и Пашка на какое-то время забыл о своих чувствах.
Нет, тут и раньше было хорошо, но банально – елки, сосны, что-то мелкое лиственное. Теперь же лес выглядел торжественно, красиво и мрачно