«Значит, я остался один, один на всей Земле… Поэтому они задумали меня уничтожить, я им мешаю, я ведь живой, вот они и решили сделать меня мертвым. Проклятые машины… Это их заговор… Меня тоже сделают машиной… Чего не может делать машина?» Он почувствовал, что может сойти с ума оттого, что все происходящее не кошмарный сон, а не менее кошмарная и оттого более страшная действительность.
Но где-то в глубине сознания жила надежда, что это только горячечный бред, болезнь, от которой он избавится, как только увидит другого человека.
– Человека! Хочу видеть человека! – закричал он и попытался вырваться, но роботы держали его крепко, хотя и предупредительно мягко, чтобы не причинить боли, и это обстоятельство затронуло какой-то нейронный узел в его мозге.
– Хочу увидеть человека! Я же схожу с ума, мне кажется, что я остался один!
В это время возникшая в мозгу ассоциация развилась в мысль, сработало реле памяти, и от внезапного прозрения Моррисон затих. Он вспомнил:
МАШИНА НЕ МОЖЕТ УБИВАТЬ.
Коридор, по которому его вели, заканчивался, и Моррисон, направляясь к двери, уже знал, кого он увидит за ней.
Охота
Он сидел, глубоко утонув в удобном кресле, смотрел, как маленькие человеческие фигурки, окруженные клубами дыма и ореолами бешеного пламени, выжимают последние крохи мощности из своих ракетных поясов, стремясь к той заветной черте, за которой для пересекшего ее первым начнется новая, радужная жизнь, и оттягивал момент, когда надо будет нажать клавишу выключения и выйти из уютного мирка своей квартиры в неизвестно что приготовившую для него ночь.
Но бесконечно оттягивать было нельзя, и он вдавил клавишу в ручку кресла. Яркая панорама изображения съежилась и пропала, однако он успел увидеть, как вокруг одной фигурки пламя полыхнуло особенно ярко и она, беспорядочно кувыркаясь, понеслась вниз.
«Не повезло, – подумал он. – Ограничители были сняты у всех, но не повезло именно этому…»
Он решительно выбросил из кресла свое худое тело и стал собираться, стараясь отделаться от неприятного сосущего чувства страха. Одевшись, он полез в ящик стола за пистолетом, но тут же вспомнил и отдернул руку. Вот уже два месяца, как запрещена Охота с оружием. Она, видите ли, приводит к слишком большим потерям.
«Черт бы вас взял!» – выругал он неизвестно кого. Не то чтобы он был недоволен, нет. Он любил свою страну и знал, что она самая богатая, могучая и свободная во всем мире; правда, он не знал, каков был «остальной мир», потому что страна была спрятана под защитным энергетическим колпаком, и это тоже было правильно, этого требовала безопасность; и если запретили Охоту с оружием, то, значит, так и должно быть. Просто страх, который жевал его внутренности, жевал упорно, настойчиво, взвинчивал ему нервы, и это нервозное настроение искало выхода и находило