А этот самый форс-мажор был более чем вероятен… И я была внутренне готова и ожидала чего угодно, но только не того, что произошло.
Точнее, не произошло ровным счетом ничего. Ничего плохого.
Конь (который, напоминаю, мог отходить от своих друзей-соплеменников метров на триста максимум)… просто взял и пошел за мной, как будто проделывал такие путешествия каждый день. Без всяких уговоров и понукания, без вопросов и даже не оглянувшись назад – туда, где стоял его неразлучный друг Символ, где прошли полгода его жизни… И за все 16 километров его не смутили ни оживленная трасса, рядом с которой мы некоторое время передвигались, ни грохочущие совсем рядом грузовики, ни лающие из-за заборов собаки, которых он раньше панически боялся, ни мост, который нам пришлось переходить. Он даже ни разу не дрогнул. Как будто забыл обо всех своих страхах и сомнениях.
Заминка произошла лишь однажды. Когда мы проходили Сосны, я направила лошадь по обочине дороги, а Рыжуль решил, что нам проще пройти по лесной тропе. Я не стала спорить, подумав, что вопрос, в общем, не принципиален. Свернули мы в лес, прошли немного, как путь преградило упавшее дерево. Такое огромное, что ни перешагнуть, ни обойти было невозможно.
Только если прыгать. Рыжуль посмотрел на дерево, на меня, внимательно обнюхал бревно, на мгновение задумался, решая, что делать, потом тяжело вздохнул, развернулся, потопал обратно и пошел по обочине, как я и предлагала в начале.
Вспоминая этот переход, я думаю, что именно тогда во мне зародилось бесконечное уважение и благодарность к этому коню. Который мог быть каким угодно: иногда капризным, непослушным, упрямым, как ослик, привередливым, но, если было НАДО, действительно надо – он не подводил никогда. Даже если было тяжело, нестерпимо. «Невозможно? – как будто говорил он. – Да брось, мы же еще не пробовали! Вот увидишь, мы справимся!» И – мы справлялись. И именно это, наверное, я назову настоящей лошадиной душой.
Шли мы долго, почти 4 часа – Рыжуль все еще был слабеньким, поэтому я его не торопила. К концу путешествия было видно, что он ужасно проголодался, то и дело взглядывал на траву, но ни разу не потянулся за ней, даже не замедлил шаг. Лишь когда мы проходили мимо кукурузного поля, он не выдержал: срывал стебли и жевал их на ходу, а кукурузина забавно болталась вверх-вниз, как огромная сигара, с которой он из баловства решил поиграть. Только на лугу перед домом, возле которого ему предстояло провести следующие 8 месяцев, когда я, наконец, выдохнула и расслабилась, Рыжуль объявил привал и с жадностью накинулся на траву. Но это не страшно, ведь мы уже были на месте.
А.И., вышедший нам навстречу, увидев коня, только ахнул:
– Ой, какой страшный!
Сейчас, оглядываясь назад и вспоминая Рыжульку в более поздние лучшие времена, я понимаю, что он был прав.