Печать сиротства, ранящая души,
В запаянном стекле – смиренный вдох
Пловца, не притронувшегося к суше.
18 февраля 1991
Наверно, вы спите, хоть город расколот грозой,
Но сны на рассвете так льстивы и сахарно-сладки,
И мчится по волнам ваш дом, словно праведник Ной
Ковчег обменял на слепые огни коммуналки.
О, в ваших широтах, под сенью папирусных снов
Бесстрастный Озирис не губит главы непокорной,
И Нил полноводен, он жадных своих берегов
Несытую землю водой напитает, как зерна.
Коснувшись, отхлынет от смуглых мальчишеских плеч,
Назад убегая по горлу трубы водосточной…
А дождь продолжает свою сумасшедшую речь
В колодезном срубе двора, словно узник бессрочный.
[1991]
Прочистить от ила сквозные каналы,
Склерозных сосудов слепое теченье,
По руслу которых сам Один в Вальгаллу
На лодке вершит круговое скольженье.
Старик одноглазый! И привкус железа,
И море, лизнувшее ситец подола,
И эти ладони в кухонных порезах,
И вялый, как сон, холодок валидола!
Налет известковый лучистых протоков,
Тромбозные мели с началом распада –
Беспомощной плоти ни сумрачных токов,
Ни всплесков жемчужных для жизни не надо.
Она не виновна, что вечно тоскуют
Какие-то души в бессилии роста.
Растительный шорох. Ракушку земную
Грызет изнутри черверодный отросток…
2 марта 1991
Может, лучше и нету на свете
калитки в Ничто…
Всего-то и нужно – тугую калитку плечом
Толкнуть незаметно и тихо взойти по ступеням,
И август забыть, золотое гудение пчел
В притихшем саду, подогнувшем худые колени.
Остывшего воздуха горечь над смятой травой
Глотнуть, удирая в туманное утро распада,
Где кроны то плачут, то тихо стоят над душой –
К щемящему звуку земного, последнего лада.
О жар нетерпенья! Шуршанье стрекоз у воды.
Смотри – [в] фиолетовый миф этих странных соблазнов,
И Соль колесницу ведет до истертой черты,
И грубо хохочет мне в спину старик одноглазый…
2 марта 1991
Под небом голубым
Есть город золотой…
Там небо серо-желто, как пустыня,
И камни хрупки и нежны, как дети.
Вода черней, чем очи Палестины
В наивных чашках розовых соцветий.
А в зданьях есть безумие симметрий,
Проказа и бессмысленность деянья,
В разрушенном развале геометрий –
Великий ужас вечного страданья.
И взгляды неподвижны, словно сфинксы,
И голос мысли шелестит, как ветер,
Со всех судов спасавшиеся крысы
Туда бегут