Странно, что, проведя здесь столько дней и недель, я до сих пор не наткнулась на кукольную голову. Точнее, до тех пор, пока не оказалась здесь вместе с Антонией. Это имело смысл. Мне было приятно общество сестры, хотя с нею всё становилось как-то сложнее. Вот и сейчас: мы возвращались домой, стараясь скрыть найденную кукольную голову.
Пробравшись через колючие кусты падуба, мы сразу увидели мамину колымагу цвета голубых детских пелёнок, припаркованную между трейлером и огромным деревом гинкго. Мы не ожидали, что она вернётся так рано. Но с другой стороны, мы вообще никогда не знали точно, когда увидимся с мамой – ни днём, ни ночью.
– Не вздумай что-то сказать про голову, – напомнила я Антонии, приближаясь к трейлеру. Она опять так распахнула глаза, словно услышала от меня что-то обидное.
– Я и не собиралась, – заявила сестра, словно не была самой большой болтушкой на свете.
– Ну, ты просто не забывай об этом, – посоветовала я и подтолкнула её вперёд.
Антония надулась и пропыхтела:
– Я же сказала, что не собиралась!
Мама лежала на старом продавленном диване, покрытом выцветшим покрывалом с райскими птицами. На глаза она положила влажное полотенце и даже не скинула с ног растоптанные туфли. Это означало тяжёлый день на работе.
– Привет, петардочки, – глухо произнесла она, не снимая с глаз полотенца.
Антония встала на колени в изголовье. Она сняла свою заколку-утёнка и наклонилась, чтобы мама могла гладить её по мягким прямым волосам.
Кажется, Антонии досталось от родителей всё самое лучшее: мамины каштановые волосы и карие глаза, папины высокие скулы. Тогда как я могла похвастаться лишь шевелюрой неопределённого цвета, ломавшей расчёски, носом-пуговкой и глазами цвета мыльной воды.
К счастью, никто из нас не унаследовал папин темперамент. В любом случае нам и так хватило его за глаза. По крайней мере, до сих пор или хотя бы на те двенадцать месяцев, когда он был с нами в последний раз.
Я тихонько унесла с глаз долой свой рюкзак. Мама поджала ноги, чтобы я могла сесть. Я сняла ей туфли и носки и стала растирать ноги.
– Мм… Как хорошо, Веснушка, – сказала она. Мама звала меня так из-за россыпи тёмных пятнышек на бледном лице. По-моему, из-за них я выглядела ещё уродливей, но прозвище мне нравилось. Она называла меня так только дома, и это имя словно было нашим особым секретным кодом.
Я провела пальцами по вытатуированной у неё под коленом лилии и спросила:
– На работе всё в порядке?
– Как всегда, – мама пожала плечами.
Мы с Антонией тревожно переглянулись. Меня