– Так ты его сама? – спросил у Верки Коля Ткачук, кивнув в сторону трупа.
– Ты что, начальник, я такого бы никогда не сделала. Я Витю любила. Он меня вчера немножко побил, ну я и вышла освежиться. А прихожу, он тут мертвый лежит, – искренне удивилась возникшему в отношении нее подозрению Вера.
– Да ты, ты сама, – продолжал «колоть» Верку Коля. – Вон ты вся в крови: и майка, и треники, и руки.
– Это я ему первую помощь оказывала, – гордо ответила сожительница Мамонта. – Я, между прочим, умею первую помощь оказывать, я раньше фель-фель-фельдшером работала.
Слово, обозначающее название бывшей профессии, явно далось ей с трудом.
– Да что ты сочиняешь… Какая тут первая помощь, у него вон глотка от уха до уха перерезана. И соседи слышали, как вы вчера сначала пьяными песни орали, а потом дрались. А кроме тебя и Мамонта, они больше ничьих голосов не слышали… – плавно подводил ее Ткачук к признанию вины.
Как любил говорить подполковник Нурсултанов, дело ясное, что дело светлое. И Ника, и опера были убеждены, что Мамонта зарезала сама Верка, а отпирается она сейчас только по причине пьяной бравады. К утру она проспится, протрезвеет и спокойно напишет явку. Жители бараков на Красном молоте – не трепетные ромашки, а люди опытные, знающие, что в пьяной поножовщине от очевидных фактов отпираться глупо.
Но Верка все-таки попыталась ухватиться за последнюю возможность.
– У меня же это самое, алибя есть, – она в очередной раз запуталась в слогах и звуках. – Я же была у Сашки Малинкина, он подтвердит.
– Что он подтвердит? – не дал сбить себя с обвинительной линии Ткачук. – Ты Мамонта могла зарезать и до, и после того, как к Малинкину сходила. Тебя вообще, чего к нему понесло посреди ночи?
– Так я же говорю, поругались мы с Витькой, он меня побил, я пошла освежиться… – снова начала Верка. – Ну и пришла к Малине, выпили с ним, закусили, я успокоилась, пришла домой, а тут Витя мертвый лежит, – она начала рыдать и тереть кулачками глаза.
– Ох, Верка, что-то ты темнишь, – вздохнул Ткачук и посмотрел на Нику, которая сидела на соседской табуретке и под диктовку судебного медика фиксировала в протоколе трупные явления. Та понимающе кивнула в ответ: Черную вдову надо было тащить в отдел, дать ей протрезветь и работать с ней по полной программе.
Особых сомнений в причастности Веры к убийству у Ники не было: не дрогнувшей рукой она сгребла в картонные коробки все имеющиеся в квартире ножи, изъяла у Верки надетое на ней окровавленное шмотье, смывы с ладоней и срезы ногтевых пластин, а после заполнила протокол задержания гражданки Снегирь Веры Федоровны на сорок восемь часов.
Для очистки совести в то же утро Ника и Коля Ткачук дошли до соседней пятиэтажки, где обитал упомянутый Веркой Сашка Малинкин, и Ника сразу же допросила его. Дружок Черной вдовы категорично сообщил, что Верку этой ночью в глаза