Плачет дедка, плачет бабка, а дочка не унимается.
– А кто нас веселить будет? Где тамада? А кто зал украшать будет? Ну-ка, давайте, шевелитесь.
Взъярился тут отец.
– Может, тебе и свадебного генерала за стол посадить, чтоб как у людей.
– Нет, – говорит дочка, – генерала не надо, а тамаду я одного присмотрела. У подруги моей был на свадьбе. Сергей Алябьев.
– Ба… – съехидничала мама, – уж не тот ли Алябьев, что в позапрошлом веке написал романс «Соловей, мой соловей!»
Подобрали тамаду. Разделись родители до последней нитки. Надо бы и себе платье да костюм купить, а уж и не что: в долгах, как в шелках. А тут новая незадача.
– Мам, пап, помогите! Щеночек линолеум на кухне до бетона съел. Сватья ругаются, выгнать хотят. Может, у себя пока подержите?
Плачет матушка, плачет батюшка: «Что же за дети у нас такие? Остаётся только купить гирю, верёвку и тазик с цементом».
В назначенный день прекрасная дева вышла замуж за суженого-ряженого. Шикарная свадьба, белые «Линкольны». В ресторане хлеб-соль молодым подавали мама невесты в стареньком платье и папа в замызганном костюме. Веселились от души сватья да гости. Щеночка привезли, пожалели его родители Ирины, забрали себе. И всё у молодых хорошо. Молодость, знаете ли!
Четыре гроба и одна урна
У Геннадия Николаевича померла тётка. Хоронить её некому, близких родственников не осталось, так как много лет она жила одна. Пережила мужа, сына и почила в сто три года. А так как тётка обладала сварливым характером, друзей у неё тоже не было, единственный же из родни он – племянник, которому и самому уже стукнуло восемьдесят два года. Навещал её Геннадий Николаевич редко, ухаживали за старушкой специалисты службы опеки. Оттуда ему и позвонили, сообщив печальную новость.
Одиноким остался и Геннадий Николаевич, пережив жену на десять с лишним лет, и вот теперь ему предстояло отправить в последний путь Нину Петровну. И задался Геннадий Николаевич вопросом, куда Нину Петровну захоронить? Решил в фамильную могилу к тёще с тестем, тёщиной матушке и жене. Пусть вся родня рядышком лежит. Сроку три дня, звать на похороны некого, придётся всё делать самому.
Ранним утром Геннадий Николаевич позавтракал, умылся, побрился, надел старый твидовый костюм из прошлого века, достал документы на фамильное захоронение, заехал домой к Нине Петровне, нашёл её паспорт и отправился в городскую ритуальную службу.
Встретили его ласково, проводили в кабинет к работнику ритуальной службы, усадили на мягкий диван, обитый чёрной кожей.
– Максим Терентьевич, – представился крупный пожилой мужчина, который, похоже, подрабатывал на пенсии. – Ну-с… С кем имею честь? Представьтесь, пожалуйста.
– Геннадий Николаевич Мазеев. У меня к вам вот какой вопрос. Могу ли я захоронить мою тётку Нину Петровну Брылёву в фамильное захоронение