Анализируя «Кошмар в Ред-Хуке», неплохо было бы обсудить развитие (если так можно выразиться) расовых предрассудков Лавкрафта в данный период. В то время его расистские взгляды достигли апогея. Как я уже отмечал, брак антисемита Лавкрафта с еврейкой вовсе не парадоксален, так как Соня выполнила необходимое требование в соответствии с его представлениями о жизни иностранцев за рубежом – она ассимилировалась с местным населением и стала американкой, как и многие другие евреи, включая Сэмюэла Лавмэна. Тем не менее Соня подробно рассказывала о позиции Лавкрафта по этому вопросу. Вот одно из ее самых известных заявлений: «Хотя однажды он сказал, что любит Нью-Йорк и будет считать его „вторым родным штатом“, вскоре я узнала, что на самом деле он ненавидит этот город вместе с его „полчищами чужаков“. Когда я возразила, что тоже отношусь к этим чужакам, он ответил: „Теперь ты не одна из этих полукровок. Теперь ты миссис Г. Ф. Лавкрафт с Энджелл-стрит, 598, в Провиденсе, штат Род-Айленд!“66 И это при том, что Лавкрафт и Соня никогда вместе не проживали в его родном доме. Еще более показателен следующий комментарий, сделанный позднее: «Вскоре после бракосочетания он сказал, что, когда мы будем приглашать к себе гостей, большинство из них должны быть „арийцами“»67. По-видимому, эта фраза относится к 1924 году, поскольку в 1925-м гостей они практически не принимали. Последнее заявление Сони на эту тему и вовсе изобличительно. По ее словам, в 1922 году она стремилась познакомить Лавкрафта с Лавмэном, чтобы «излечить» Говарда от предубеждений против евреев с помощью личной встречи с одним из них. Далее она рассказывает:
«Жаль, что некоторые зачастую судят весь народ по характеру лишь одного его представителя. Однако Г. Ф. заверял меня, будто он „излечился“ и, так как я хорошо приспособилась к американскому образу жизни и обстановке, наш брак будет успешным. К несчастью (и сейчас я приведу пример, о котором никого не хотела ставить в известность), сталкиваясь с толпами людей, в основном рабочими из национальных меньшинств, будь то в метро или в обеденный час на улицах Бруклина, он каждый раз закипал от ярости»68.
В письме к Уинфилду Таунли Скотту Соня дает еще более подробный комментарий:
«Я повторяю и клятвенно заявляю, что он закипал от ярости при виде большого количества иностранцев, особенно когда в обеденный перерыв они высыпали