– А почему бы и нет, – прохрипел старик. – Если моя крошка будет в опасности, я сделаю что угодно.
– Что угодно, говоришь, – подловила его на слове Гиз. – Перво-наперво перестань пить. В опасное время валяться без чувств в постели…
– Да, я это могу, – отрезал отец. – Но не могла бы ты чаще бывать дома?
Поднявшись на ноги, Фе́рта вздохнула полной грудью, занавесив окно.
– Я апле́ра, мой дорогой отец, – сказала она. – Единственная заслуга всей твоей жизни.
Сказанное дочерью несколько обидело старика. Он дал ей жизнь, воспитал, а теперь оказывается: все, за что она была ему благодарна, – это должность при совете.
– Молчи, ты же знаешь, что это так, – она приложила ладонь к его губам. – А теперь мне пора уходить. Но помни о нашем разговоре и о письме, что ты обязан написать. Если больше нет иных путей спастись, то пусть это будет бегство.
Затем она покинула его покои, оставив их такими же темными, грязными и одинокими.
Глава 13
Поиски разумного
Дым от погребальных костров, клубясь, уходил в преддождевое небо. Все было не так как нужно, но на долгий прощальный ритуал времени, увы, не оставалось. Быстротечной рекой день клонился к вечеру, нагнетая все окружение многострадального Ка́тиса грохочущими тучами. Если пойдет дождь, то костры погаснут, и тела убитых в карательную третью ночь зависнут между миром живых и мертвых.
Пали́тия призывала все силы правящего Ча́ргли, чтобы тот придержал слезы небес, но дождь все же начинал накрапывать.
Красноликий народ прощался с братьями и сестрами, сплоченно завывая ритуальную песнь. То было южное поселение Ламуту́, состоящее, к великому горю, из разрушенных хижин и сломленных всем этим судеб. Ами́йцы подымали руки к небесам, и гроза озаряла их лица вспышками от разрядов крупных молний.
– Витвин думаст! – слышалось отовсюду, со всех концов вечного кольца[29].
Восток, запад, север и сотни костров, собранных на скорую руку. Охотники, торговцы, красные фи́рты, жены и дети, сплетенные единством общей утраты, приминали ногами прибрежный песок. То был пятый день, ведущий свой час к последней карательной ночи. И Сэл молила милосердного бога смилостивиться над этим народом. К ее удивлению, всеобщая ненависть по отношению к ней сменилась на нейтральность. Все это случилось тогда, когда уважаемая Фендо́ра выступила перед тысячной толпой ами́йцев в защиту иноземки. Сначала были обвинения и нападки, но потом упрямая урпи́йка обрисовала путь пленницы, и все поняли, что девушка пострадала не меньше прочих.
Теперь же она разделяла с ними эту утрату, расположившись на пригорке, чуть дальше от общей массы собравшихся. Рядом с ней представителями ее вида стояли Бафферсэ́н и А́ккертон, взирающие и внемлющие стенаниям краснокожих друзей. Гурдоба́н и его семья стояли ближе к кострам. Га́твонг Кибу́ту с прочими охотниками подливали в огонь древесную смолу, чтобы пламя не уступило своих позиций перед начинающимся дождем.
С пришедшим