«И подобрее, ты все-таки за нее в ответе!» – бесцеремонно вторглась Мирра в его мысли, смягчив это ослепительной улыбкой. Такое поведение вместе с непрошеными наставлениями он мог простить только ей.
– Хорошо, – вслух ответил Мик, так что было непонятно, с чем именно он согласился.
Попрощавшись, они с Рут вышли из тренировочного зала Огненного двора.
– Я сейчас свяжусь с домашним мастером, придется немного подождать. Постараешься ничего не спалить?
Мик повернулся к далле и тут же пожалел о своих глупых словах. Рут выглядела совсем неважно, была белой как полотно и к тому же вся дрожала. Сил реагировать на его нападки у нее явно не было.
– Мы скоро будем дома. – Мик уже раскаивался в своем беспричинном упрямстве. Согласись он на предложение чтящего, они бы уже были на пути к поместью.
Стараясь не смотреть Рут в глаза, Мик вышел на мысленную связь с Лаской.
«Привет! Лир дома? Мне нужно, чтобы нас забрали из Огненного двора, желательно поскорее».
Ласка ответила практически сразу.
«Привет! Десять минут назад отец улетел на последнем свободном воздушном судне по поручению Рыся. Могу прилететь на Стреле, идет? Или подождете?»
В предложении Ласки был подвох, и Мик это знал. Он взглянул еще раз исподтишка на чуть живую Рут.
«Давай Стрелу, только маме ни слова».
«Ждите».
Ласка и ее отец Лир были мастерами – в отличие от творцов они не были способны сами создавать Стихию, но умели ею управлять. В доме генерала Лир служил воздушным инженером – под его началом были все корабли в поместье. Ласка, рано оставшись без матери, с пеленок росла среди воздухоплавательных механизмов. Она даже помыслить не могла для себя иной судьбы, кроме как пойти по стопам отца. Мастера, в отличие от творцов, не служили какой-то одной Стихии и сами выбирали себе дело в жизни. За штурвалом воздушного судна Ласка преображалась, на смену тощей нескладной девчонке приходил отважный капитан, чьей воле подчинялся сам Воздух.
Ласка была почти ровесницей Мика, он помнил ее, сколько себя знал. Неизменный спутник всех его детских проказ, юркая и резвая, Ласка никогда не сидела на месте – то тут, то там, в мастерских и у окон-пристаней, за штурвалом и в воздушной гавани мелькала взъерошенная, коротко стриженная светлая голова. Стрела была любимым и – пока – единственным творением Ласки. Девочкой, едва освоив азы воздушной инженерии, она начала собирать Стрелу из обломков и запчастей пришедших в негодность кораблей, и делала это со всем энтузиазмом, на который была способна. Хоть и любовно собранная, Стрела, однако, была совершенно несуразным корытом на вид и ломалась едва ли не чаще, чем использовалась. Элеонора хваталась за сердце всякий раз, когда видела Стрелу в воздухе. Она строго-настрого запрещала Мику с Ликой на ней летать, то заявляя, что не собирается их хоронить, то обещая сама умереть от позора. Ласку это хоть и обижало,